Русские вопреки Путину - Константин Крылов

«Белую женщину» такой человек воспринимает примерно так же, как помещик Бунин — турчанку Сальху, то есть как свою собственность.

Если женщина принимает подобную роль, брак оказывается удачным, если нет — это порождает конфликты и в конечном итоге заканчивается разводом или чем-то худшим.

Из всего сказанного следует вывод: межнациональные браки вовсе не являются чем-то современным, прогрессивным и так далее. Напротив, это проявление отсталости, рецедив архаики. Распространение таких браков в цивилизованном обществе является не столько симптомом модернизации, сколько следствием архаизации, отката назад — по крайней мере, в культурном и цивилизационном отношении [130].

Теперь рассмотрим естественные реакции детей, рожденных в смешанном браке, на национальную проблематику.

Хорошо, если национальную идентификацию ребенку «ставят» родители, предварительно решив этот вопрос между собой. Лучше всего это удается, если один из родителей уже является глубоко ассимилированным. В российском случае это означает, что человек давно живет в России, отлично владеет русским языком и культурой (на своем социальном уровне, конечно), женат на русской или замужем за русским, намерен жить и умереть здесь, а самое главное — спокойно принимает тот факт, что его дети уже не будут принадлежать его собственному народу. В таком случае оба родителя подталкивают ребенка в одну сторону, объясняя ему — «твой папа армянин, но ты русский».

Это тоже не избавляет от всех проблем, поскольку очень многие вещи, связанные с идентичностью, находятся на досознательном уровне: кровь может проснуться и подать голос в самый неожиданный момент. Нередки случаи, когда в благополучной межнациональной семье, где идентичность ребенка никогда не ставилась под сомнение, вдруг случается бунт: подросток вдруг начинает бурно интересоваться той частью своего наследия, от которой его оттаскивали за уши. Например, в молодости я знавал семью, состоящую из русского мужа и супруги с половинкой украинской крови, записанной украинкой. Они даже не считали свой брак «по-настоящему межнациональным». Тем не менее, их единственный и любимый сын в какой-то момент объявил себя «украинцем», принялся учить «украинский язык» и т. п. Что, впрочем, можно объяснить как внезапно проснувшимся самосознанием, так и обычным юношеским бунтом против родительской власти, принявшим по случайности национальную окраску. Но то, что сыскался именно такой повод, наводит на размышления.

Заметим: неприятные неожиданности возможны даже в том случае, когда все стороны — то есть родители, их родственники, и т. п. — достигли в этом вопросе согласия. Но куда чаще родители не решают этот вопрос, а замалчивают его, отказываются обсуждать или проговаривать, рассчитывая на то, что все как-нибудь устроится само. В результате, каждый из них играет в свою игру. Например, нерусский папа возит его на лето к родственникам «на природу», где все общаются с ним на местном языке, а зимой русская мама тщательно ловит в речи сына следы акцента и читает нотации о чистоте речи… И это еще самое безобидное.

Но допустим, что ничего такого нет: оба родителя нежно любят друг друга, обожают своих детей и ничего им не навязывают, а национальный вопрос, как мусор, заметают под ковер [131]. Все равно, для ребенка из такой семьи вопрос «ты русский или нерусский?» звучит как «кого ты больше любишь, маму или папу?» А дети, как известно, такие вопросы не любят. И еще больше они не любят тех, кто такие вопросы задает.

Тут мы подходим к самой сути «полукровческой проблемы». Очень часто полукровки нервно реагируют на любую «национальную» тематику — поскольку даже самые невинные разговоры о национальных особенностях разных народов, их национальных интересах и т. п. звучат для них именно как вопрос «кого ты больше любишь, маму или папу» (или тетю Марту, дядю Марка, бабушку Зульфию и деда Отара). Само поднятие этого вопроса подсознательно отвергается ими, воспринимается в штыки. В том, что у людей есть национальность, полукровка склонен видеть потенциальный источник проблем и неприятностей, причем не чьих-нибудь, а своих личных.

Все это усугубляется чисто биологическими факторами. Как уже было отмечено, полукровки имеют определенные достоинства — они зачастую здоровее, крепче, энергичнее чистокровных. Но за все приходится платить. В частности, те части психики, которые зависят от генов (а от генов в человеке зависит практически все), зачастую складываются у них неправильно, криво: их душа как бы строится из кирпичиков разного размера, так что стены этого дома получаются кривыми. Две крови поют на два голоса, и редко в унисон, а то и начинают гавкать друг на друга: мамины инстинкты велят человеку одно, папины — совершенно другое, в результате он впадает в ступор.

Так что неудивительно, что именно от полукровок можно услышать пламенные речи на тему «национальность — это предрассудок», «национализм глуп, смешон, мерзок и преступен», «надоели вы мне со своим делением людей на таких и сяких, есть плохие люди и хорошие люди» и т. п. При этом большинство полукровок, как правило, в глубине души ощущает истинное значение национальной самоидентификации — и именно поэтому яростно, страстно ее отрицают. «Нет, нет, нет, ничего нет, нет никаких народов, нет никаких наций, нет никаких национальных интересов, все это выдумали фашисты, люди все одинаковые, нельзя сравнивать форму носа и разрез глаз».

При этом тот же самый человек, который с такой пеной у рта проповедовал бескрайнюю толерантность, на бытовом уровне вполне может разделять самые дикие предрассудки, в том числе относящиеся к тем народам, кровь которых течет в его венах. Уж сколько я слышал и читал рассуждений типа «все люди одинаковы, происхождение человека ничего не значит, все это придумки русских нацистов, все русские по природе своей нацисты, века монгольского владычества и крепостного права, у нас в гены вбито рабство, пьянство и зависть» — и очень часто подобные пассажи выдавали именно они, люди с «букетиками кровей».