Столкновение цивилизаций - Самюэль Хантингтон

В Китае наиболее влиятельной группой, занимавшей враждебную по отношению к США позицию, были военные, которые, по всей видимости, постоянно оказывали давление на правительство, чтобы оно проводило более жесткий курс. Говорят, в июне 1993 года 100 китайских генералов направили Дэн Сяопину письмо, в котором выражали недовольство “пассивной” политикой правительства по отношению к США и неспособностью сопротивляться стремлениям США “шантажировать” Китай. Осенью того же года в конфиденциальном документе китайского правительства были в общих чертах изложены доводы военных для конфликта [c.354] с США: “Поскольку Китай и Соединенные Штаты Америки продолжительное время занимают конфликтные позиции относительно идеологии, социальных систем и внешней политики, то представляется невозможным коренным образом улучшить китайско-американские отношения”. Так как американцы полагают, что Восточная Азия станет “ядром мировой экономики… США не могут допустить существование в Восточной Азии могущественного соперника” . К середине 1990-х годов китайские чиновники и учреждения, как правило, относились к США как к враждебному государству.

В нагнетании враждебности между Китаем и США отчасти сыграла свою роль проводимая обеими странами внутренняя политика. Как и в случае с Японией, информированная американская общественность разделилась в своих мнениях. Многие видные фигуры истеблишмента доказывали необходимость конструктивного соглашения с Китаем, расширения экономических связей, вовлечения Китая в так называемое международное сообщество. Другие подчеркивали потенциальную китайскую угрозу американским интересам, убеждали, что шаги в сторону примирения с Китаем принесут отрицательные результаты, и настаивали на проведении политики решительного сдерживания. В 1993 году американская общественность среди стран, представляющих наибольшую опасность для США, ставила Китай на второе место после Ирана. Зачастую американские политики поступали так, будто провоцировали Китай: чего стоят хотя бы посещение президентом Ли Корнелльского университета или встреча Клинтона с далай-ламой, вызывавшая у китайцев негодование; в то же время администрация вынуждена была поступаться требованиями о соблюдении прав человека в пользу экономических интересов, как то было в случае пролонгации соглашения о статусе наибольшего благоприятствования. Что касается китайцев, то правительству необходим новый враг – чтобы было чем обосновывать обращение к китайскому национализму [c.355] и чтобы узаконить свою власть. Поскольку продолжалась “борьба за наследство”, то росло и политическое влияние военных, и потому президент Цзянь и другие участники борьбы за власть в эпоху после Дэн Сяопина не могли позволить себе слабости в отстаивании китайских интересов.

Итак, американские отношения как с Японией, так и с Китаем последовательно ухудшались на протяжении десятилетия. Это изменение в азиатско-американских отношениях затронуло столь обширную область, что казалось невероятным, чтобы причины происшедшего сдвига можно было отыскать в частных конфликтах интересов относительно автомобильных запчастей, продаж камер или сохранения военных баз, с одной стороны, или заключения в тюрьмы диссидентов, передаче вооружений или интеллектуальном пиратстве – с другой. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы отношения с обеими ведущими азиатскими державами становились в то же время и более конфликтными – это очевидно противоречило национальным американским интересам. Элементарные правила дипломатии и политики с позиции силы диктуют, что США следовало бы попытаться заставить одну из сторон сыграть против другой или, по меньшей мере, хотя бы постараться улучшить свои отношения с одной из стран. Однако ничего подобного не произошло. На углубление конфликта в азиатско-американских отношениях оказывали свое воздействие более общие факторы, и они усложнили разрешение отдельных спорных вопросов. Это общее явление имело общие причины.

Во– первых, возросшее взаимодействие азиатских стран и США, развитие средств коммуникации, торговли, совместное размещение капиталов и пр. преумножало число спорных вопросов и тех областей, где интересы сторон могли столкнуться и сталкивались. Из-за этого стала реальностью угроза местных обычаев и убеждений, то есть то, что издалека кажется невинной экзотикой. Во-вторых, к заключению американо-японского договора о взаимной безопасности [c.356] в 1950-х годах привела советская угроза. Рост советской мощи в 1970-х годах привел к установлению в 1979 году дипломатических отношений между США и Китаем и к совместным действиям двух стран по нейтрализации этой угрозы. С окончанием “холодной войны” этот важнейший вопрос, затрагивающий общие интересы Соединенных Штатов и азиатских стран, был снят с повестки дня, а взамен него не осталось ничего. Следовательно, на передний план выдвинулись другие вопросы, по которым имелись существенные конфликты интересов. В-третьих, экономическое развитие стран Восточной Азии сместило общий баланс сил. Азиаты, как мы видели, все в большей степени вставали на защиту значимости своих ценностей и институтов и утверждали превосходство своей культуры над западной. Для американцев же свойственно считать, тем более после победы в “холодной войне”, что их ценности и институты имеют всеобщий, универсалистский характер и приемлемы везде и что они по-прежнему обладают силой, чтобы формировать внешнюю и внутреннюю политику азиатских государств.

Изменяющаяся международная обстановка выдвинула на авансцену фундаментальные культурные различия между азиатской и американской цивилизациями. На самом общем уровне конфуцианский этос, пропитывающий большинство азиатских обществ, особый акцент делает на ценностях власти, иерархии, подчиненности личных прав и интересов, на важности консенсуса, нежелательности конфронтации, на “сохранении лица” и на верховенстве государства над обществом и общества над личностью. Кроме того, для азиатских народов свойственно рассматривать эволюцию своих стран в сроках веков и тысячелетий и отдавать приоритет долгосрочным целям. Подобное отношение резко контрастировало с доминирующими в американском общественном сознании приматом свободы, идеалами равенства, демократии и индивидуализма, тенденции американцев не доверять правительству и противостоять власти, [c.357] принципу взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной властей, поощрению конкуренции, возвеличиванию прав человека, а также привычке забывать прошлое, пренебрегать будущим, сосредоточивать внимание на сиюминутных целях. Источники конфликта кроются в фундаментальных различиях в обществе и культуре.

Для отношений США с ведущими азиатскими странами эти различия имели особые последствия. Дипломаты прилагали огромные усилия, стремясь разрешить американские противоречия с Японией по экономическим вопросам, особенно – активное торговое сальдо Японии и противодействие Японии американским товарам и капиталовложениям. Японо-американские торговые переговоры во многом приобрели характерные черты советско-американских переговоров по контролю над вооружениями времен “холодной войны”. И торговые переговоры с Японией в 1995 году дали еще меньшие результаты, чем переговоры с Советским Союзом о вооружениях, – потому что противоречия коренятся в фундаментальных отличиях двух экономик, а в особенности в уникальном характере японской экономики среди экономик ведущих индустриально развитых стран. Японский импорт промышленных товаров составляет около 3,1 процента ВВП, по сравнению со средним значением в 7,1 процента ВВП для других ведущих промышленно развитых стран. Прямые иностранные инвестиции в Японию в 0,7 процента ВВП выглядят микроскопическими, по сравнению с 28,6 процента для США и с 38,5 процента для Европы. Япония, единственная среди ведущих экономически стран, в начале 1990-х годов имела положительное бюджетное сальдо .