Летний остров - Кристин Ханна

Нора нахмурилась:

— Не понимаю.

— Я люблю тебя.

Руби говорила так тихо, что сначала Нора подумала, будто ослышалась.

— Ты меня любишь? — недоверчиво переспросила она.

Казалось, Руби вот-вот упадет.

— Только попытайся понять, ладно?

— Но…

Руби шмякнула на кухонный стол стопку желтых листков.

— Я потратила всю прошлую ночь, чтобы сделать для тебя копию.

Нора внимательно наблюдала за дочерью и едва взглянула на листки.

— Что здесь?

Руби попятилась и остановилась рядом с чемоданом.

— Прочти, — попросила она.

Нора пожала плечами и пододвинула к себе блокнот.

— Боюсь, что без очков не разберу.

В интересах истины должна сообщить вам, что за эту статью мне заплатили. Щедро заплатили, как говорят в ресторанах, где публике вроде меня не по карману заказать даже салат. Я получила столько, что поменяла свой видавший виды «фольксваген» на несколько менее побитый «порше».

Кроме того, должна признаться, что моя мать мне не нравится. Нет, не так. Не нравится мне сопливый продавец, работающий в ночную смену в нашем видеосалоне.

Я ненавижу свою мать.

Нора резко подняла голову.

Руби плакала, да так горько, что у нее дрожали плечи, а щеки стали ярко-розовыми.

— Э-это статья д-для журнала «Кэш».

Нора прерывисто вздохнула. Она знала, что в глазах отражаются вес ее чувства: боль предательства, саднящая печаль и… да, гнев.

— Как ты могла?

Руби зажала рот рукой, схватила чемодан и выбежала из дома.

Нора услышала шум двигателя, потом шорох покрышек по гравию. Казалось, звуки доносятся откуда-то из невероятного далека. И снова стало тихо.

Нора старалась не смотреть на желтые страницы, исписанные голубыми буквами, но ничего не могла с собой поделать. Страшные, ненавистные слова, казалось, прыгали на нее с бумаги.

«Я ненавижу свою мать».

Нора снова взяла блокнот и продолжила чтение. Руки у нее дрожали.

Эта история началась одиннадцать лет назад в местечке, о котором мало кто из вас слышал: на архипелаге Сан-Хуан в штате Вашингтон.

Прочитав всего несколько фраз, она расплакалась.

У самого конца подъездной аллеи Руби резко затормозила. Она снова убегала, но на этот раз ей негде было скрыться, оставалось только идти до конца. Она повела себя как эгоистка и теперь не имеет права оставить мать одну в пустом доме. Она дала задний ход, немного проехала в обратную сторону, остановилась и вышла из мини-фургона. Пересекла по тропинке цветущий сад и оказалась на краю берегового откоса. Она могла бы спуститься к воде и сесть на свой любимый камень, но туда Норе на костылях не добраться. А Руби хотела, чтобы мать ее видела. Закончив читать, она наверняка выйдет на веранду, это ее любимое место, и тогда обнаружит свою дочь на краю откоса.

Руби села на траву. Стоял прекрасный солнечный день, острова казались разноцветной мозаикой — голубое небо, зеленые лесистые берега и синее, с серебристым отливом, морс, покрытое легкой зыбью.

Руби легла на землю и закрыла глаза. Свежий воздух пах травой, солью и детством. Она чувствовала, что запомнит этот день навсегда. Возможно, будет вспоминать его в самые неподходящие моменты, например во время мытья посуды, стоя перед раковиной и по локоть погрузив руки в мыльную воду. Или под душем, окутанная ароматом любимого маминого шампуня. Или держа на руках ребенка, который, она надеялась, у нее когда-нибудь появится. В такие моменты она будет вспоминать этот день и все другие, которые к нему привели. По большому счету его можно считать началом новой, взрослой, жизни — все дальнейшее возникает на почве того, что они с матерью скажут друг другу в этот день.

Руби не знала, сумеет ли когда-нибудь преодолеть стыд или ей суждено носить его с собой всегда, как раньше она носила в душе тяжелый груз гнева. Теперь уже не мать, а она, Руби, будет посылать подарки, оставлять сообщения на автоответчике и бесконечно ждать ответа…

— Привет, Руби.

Она открыла глаза. Мать стояла над ней, опираясь на костыли и неловко наклонившись вперед. Солнце, просвечивающее сквозь ее рыжие волосы, превратило их в подобие огненного нимба. Руби резко села.

— Мама… — Это все, что она смогла прошептать, горло внезапно сдавило.

— Я рада, что ты вернулась. Здесь, на острове, тебе уже не удастся так легко от меня убежать.

Нора отбросила костыли, опустилась на колени и неуклюже повалилась на бок, принимая сидячее положение. На колени она положила злосчастную статью. Ветер с моря загибал края страниц.

— Я прочла все, что ты написала, и, должна признаться, мне было очень больно.

Руби хотелось умереть на месте. Она подумала о том, как далеко им удалось продвинуться по извилистой темной дороге, ведущей из прошлого в настоящее… Дорого же обошелся ее эгоизм! Если бы не эта ужасная писанина, Руби сейчас со смехом рассказывала бы матери о прошедшей ночи. Может быть, они обсуждали бы всякую девичью ерунду вроде обручальных колец, подружек невесты и заказа букетов.

— Мне очень стыдно, — призналась она. — Я догадывалась, что причиню тебе боль. В самом начале я этого и добивалась.

— А сейчас?

— Сейчас я бы все отдала, чтобы вернуться на несколько дней назад.

Нора грустно улыбнулась:

— Ах, дорогая, правда всегда причиняет боль, это такой же закон природы, как закон всемирного тяготения. — Она посмотрела на море. — Читая твою статью, я видела себя. Может, это покажется мелочью, но я потратила почти всю жизнь, убегая от себя и своего прошлого. Я никогда никому не доверяла настолько, чтобы быть самой собой. Когда я задумывала рубрику советов, я считала, что настоящая я, такая как есть, читателям не понравится, поэтому я придумала Нору Бридж, женщину, заслуживающую доверия и восхищения, и начала пытаться жить так, чтобы соответствовать созданному образу. Но мне мешали мои ошибки, ошибки реальной женщины. — Она снова посмотрела на дочь: — Только тебе я доверилась. Руби кивнула:

— Знаю.

— Не зря я тебе доверилась. Я поняла это, дочитав статью до конца. Я рассказывала, ты слушала, записывала и в конце концов открыла мне меня. Начиная с девчонки, которая пряталась под лестницей, до взрослой женщины, прятавшейся сначала за стенами психиатрической клиники, затем за микрофоном… — Нора улыбнулась. — Теперь эта женщина больше не прячется. Ты дала мне возможность увидеть себя.

— Я понимаю, что выдала твои секреты, но я не собираюсь публиковать эту статью. Я не могу так поступить с тобой.