Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

Крым выгонять», вторая — в ссоре и последовавших боях крымцев с румелийским бейлербеем Йегеном Османом-пашой из-за раздела ясыря во время обороны от австрийцев Белграда в 1688 г., в ходе которой был ранен ханский сын, калга.

Помимо этого, Маркош сообщил, что венецианские галеры недавно атаковали Салоники и нынешней весной собираются это сделать вновь, ставленник османов в венгерских землях И. Текели потерпел поражение от австрийцев, а войска его разбежались, наконец, «мултяня говорят, что есть ли услышат они, что войска царского величества учнут воевать Крым, и они в то время тотчас пойдут, собрався великим собранием, в турскую землю». Грек уверял, что если царские войска придут на Крым «войною», то «он чает, что от того в Цареграде и во всей турской земле великой будет страх и ужас и взочнутца великие бунты и побегут во Анатолию и во Азию», хотя и в этих регионах «ныне великие бунты и всякой город и страна о себе живут и нихто никого не слушает». Он нахваливал недавно построенный Новобогородицк, о котором в Молдавии якобы рассказывают, что это мощная крепость на утеснение неприятелю[688].

Речи И. Маркоша, которому необходимо было реализовать привезенный товар по наилучшей цене, вне зависимости от своей правдивости (часть известий, например, о Текели, были верными, другие однозначной проверке не поддаются), очевидно, подыгрывали тем настроениям, которые отражены были в осеннем манифесте о втором Крымском походе и скопированы в полковой наказ. Так или иначе, все эти известия должны были подкрепить надежды главнокомандующего на благоприятный исход предпринятой экспедиции и достижения поставленных им военно-политических целей.

Вместе с тем трудно сказать, насколько Голицын поверил сообщенным сведениям, поскольку результаты состоявшегося в тот же день допроса татарина Бекера, взятого в плен под Царичанкой на «шляху Перекопском» в начале марта, заставляли оценивать ситуацию более трезво. Пленник сообщал, что «в Крыму прошлого лета всем татарам был смотр, которые к войне способные и ныне тако ж был смотр во всем Крыму за 15 дней перед их выездом, есть ли все в Крыму суть или не все, которых хан оставил в Крыму». Калга и нураддин действительно находились в Белгородской орде, а хан был в Адрианополе, но уже, по слухам, возвратился назад, хотя и «слышно было, что хотели его задержать было, а иного (хана. — Авт.) в Крым отпустить». Зимовка хана и остальной знати в Белгородской орде могла означать, по мнению пленного, что весной они отправятся в поход по приказу султана, но возможно было и то, что Селим-Гирей отправит в Крым калгу и нураддина «в ту пору, как воды весенние умалятся» в том числе и, видимо, в связи с тем, что «зело мало орды ныне в Крыму». О начале похода русской армии в ханстве, по словам Бекера, еще известий не было, но он высказывал соображения, что в случае необходимости Крыму может быть оказана османская помощь по морю — турецкие войска при попутном ветре дойдут туда быстро, чуть ли не за сутки. Продовольственная ситуация, по его мнению, в ханстве была достаточно благоприятной: «хлеб всякой в Крыму дешев и много де есть для того, что прошлого лета зело родился». Прошедшей зимой снег в Крыму «толко три дни лежал, теплая погода есть и скотина всякая уже на поле пасется, в Крыму и блиско Перекопи уже пашут, будто посреде лета». Начавшаяся на полуострове зимой эпидемия («приморок») уже затихает[689].

26 марта, спустя два дня после объявленной даты выступления, передовые отряды Большого полка двинулись в путь, совершив однодневный переход до Красного Кута и встав у р. Мерло[690]. 30 марта, «в праздник тридневнаго живоносного Христова воскресения», В. В. Голицын получил через почту письмо от сына Алексея из Москвы с объявлением о рождении у царя Ивана Алексеевича дочери Марии. Главнокомандующий объявил столь важную новость в войсках и на следующий день в стане на р. Мерло, «в соборной церкве великого чюдотворца Николая», сретенским протопопом Федором был отслужен благодарственный молебен[691].

3 апреля вслед за Голицыным из Ахтырки вышла артиллерия («большой наряд»), которая добралась до Красного Кута спустя два дня[692]. Продвижение войск затруднялось начавшейся оттепелью (согласно П. Гордону, началась 21 марта[693]). Снег, выпавший в ходе недавних метелей, стал стремительно таять, реки и ручьи вздулись. Из Ахтырки, как писал Голицын, «шли с великим трудом, за великими грязьми и за располнением малых речек», в связи с чем часть войска осталась за Ворсклой «для того, что переправиться за великою водою невозможно и соединиться с нами в скорых числех нельзя»[694]. Среди таких отставших были регименты П. Гордона, которые, получив деньги и припасы, выступили из Олешни 22 марта. Его отряды с трудом переправились через «ручей Груню», но накрепко застряли под Ворсклой, мост через которую был «затоплен и унесен половодьем». Генерал собрал все наличные лодки, но теперь переправе мешали шедшие по реке «огромные льдины». Лишь к 27 марта река очистилась, но ее форсирование все равно заняло несколько дней (30 марта разразилась «сильная буря») и продолжалось до 3 апреля (в этот день к Гордону прибыл генерал Г. И. Косагов с приказом ускорить движение). Лишь 4 апреля войска Гордона подошли к Красному Куту и сразу переправились через Мерло[695]. В Красном Куте к Большому полку присоединился Севский разряд Л. Р. Неплюева[696].

Переправа через Мерло также вызывала немало трудностей. Как доносил Голицын, река разлилась «зело», больше чем на версту, мосты «разнесло». Главнокомандующий приказал строить новые «переправы не омедля». Они были готовы к 1 апреля, и стрелецкие и солдатские полки приступили к переправе. К 3 апреля Голицын с частью войск сумел переправиться, разбив за рекой лагерь. Здесь в течение нескольких дней проходило сосредоточение Большого полка, подходили обозы, отставшие подразделения (выборные, копейные, рейтарские полки)[697]. На 4 апреля планировался смотр московских чинов Большого полка, в связи с чем все они должны были к этому времени быть «за Мерлом у розрядного шатра к смотру». Не явившихся Голицын «никогда справливать (то есть смотреть отдельно и записывать как прибывших. — Авт.) не указал». В связи с этим 3 апреля главнокомандующий распорядился всем московским чинам немедленно выезжать из Красного Кута «в обоз» и становиться в ротах «где кто написан… подле ротмистров своих». Располагаться в лагере предписывалось следующим образом: «а станов своих… искать против прежнего, столники и стряпчие с правую, а дворяня и жилцы с левою сторону, а завоеводчики и ясаулы в