Игроки с Титана - Филип Киндред Дик

– Спасибо, мистер И, – сказал он в микрофон.

«Его смерть окажет сильное влияние на всех нас, – думал Джек, поднимаясь с пастбища, покрытого редкой травой. Это интуитивное ощущение было резким и отчетливым. – Я и десятком слов не обмолвился со Стайнером, и тем не менее в его смерти есть что–то очень важное. Смерть сама по себе имеет огромное значение. Трансформация, столь же загадочная, как и сама жизнь, абсолютно необъяснимая для нас».

Он развернул вертолет в сторону штаба Объединенных Наций, направляясь к великому и уникальному автоматическому организму, которым являлась Общественная Школа – место, которого он боялся больше всего на свете.

И почему его так нервировала Общественная Школа? Сверху он различил белое на темном фоне здание в форме утиного яйца, которое словно кто–то обронил в спешке – настолько оно не гармонировало с окрестностями.

Посадив вертолет на асфальтированную площадку перед входом, Джек заметил, что кончики пальцев у него побелели и потеряли чувствительность; этот хорошо известный ему симптом означал, что он испытывает сильное напряжение. А вот Дэвида школа нисколько не смущала – мальчик посещал ее три раза в неделю вместе с другими ребятами, имевшими такой же уровень успеваемости. Вероятно, это отношение определялось какими–то личными качествами: возможно, Джек настолько хорошо знал технику, что не мог участвовать в этой игре. На него школьные машины одновременно производили впечатление и одушевленных существ, и безжизненных механизмов.

Джек вошел в здание школы и устроился в приемной, поставив рядом ящик с инструментами. Взяв с полки журнал «Мото–Мир», он уловил своим профессиональным слухом легкий щелчок: школа отметила выбранный им журнал и время, проведенное им в кресле. Она анализировала его.

Дверь открылась, и в приемную вошла женщина средних лет в твидовом костюме.

– Наверное, вы мастер от мистера И.

– Да. – Джек встал.

– Как я вам рада. – И она пригласила его следовать за ней. – Мы столько возились с этим преподавателем, а он ни с места.

Пройдя по коридору, женщина распахнула дверь.

– Сердитый Привратник, – указала она.

Джек узнал его, вспомнив описание Дэвида.

– Сломался совершенно неожиданно, видите? Прямо в середине цикла – шел по улице, кричал и как раз собирался поднять кулак.

– А специалист–электронщик не знает…

– Специалист–электронщик – это я, – жизнерадостно улыбнулась женщина, и глаза ее блеснули за стальной оправой очков.

– Ах да, – с досадой проговорил Джек.

– Мы подумали, может, дело в этом. – И женщина, вернее ходячий школьный механизм, протянула ему сложенный лист бумаги.

Развернув его, Джек обнаружил массу электронных схем.

– Это представитель власти, не так ли? – поинтересовался он. – Учит детей уважать собственность. Очень правильный тип.

– Да, – откликнулась женщина.

Вручную он вернул Сердитого Привратника к началу цикла и запустил его. Некоторое время Привратник просто щелкал, потом покраснел и, подняв руку, завопил: «Эй, мальчики, уйдите оттуда, слышите меня?» Глядя, как дрожат от негодования его покрытые щетиной щеки, как открывается и закрывается рот, Джек Болен подумал, что он может оказывать сильное влияние на ребенка. Лично у него робот вызывал только неприязнь. И тем не менее это создание было образцовой обучающей машиной, оно делало доброе дело вместе с двумя десятками других автоматов, расположенных в коридорах школы, словно киоски в увеселительном парке. За углом виднелся еще один обучающий автомат, вокруг которого почтительно застыли несколько ребятишек, внимая его разглагольствованиям.

– …И тогда я подумал, – вещал автомат приветливым дружелюбным голосом, – господи, и какие мы можем сделать из этого выводы? Кто–нибудь из вас знает, ребята? Салли?

– Ну, наверное, мы можем сделать вывод, – начала девочка, – что в каждом человеке есть что–то хорошее, как бы плохо он себя ни вел.

– А ты что думаешь, Виктор? – запинаясь, спросила машина. – Давайте послушаем Виктора Планка.

– Я думаю то же самое, что Салли, – неуверенно произнес мальчик. – Большинство людей в сущности хорошие, если только как следует присмотреться. Правильно, мистер Добрый Тюремщик?

Дэвид часто рассказывал об этой обучающей машине, к которой он испытывал особую симпатию. Доставая инструменты. Джек прислушивался к беседе. Добрый Тюремщик был пожилым седовласым джентльменом с незначительным местным акцентом, возможно канзасским… Он был добр и не мешал ребятам высказывать свои мнения – ничего от грубоватой авторитарности Сердитого Привратника. Что–то среднее между Сократом и Эйзенхауэром, насколько мог судить Джек.

– Смешные существа – овцы, – продолжал автоматический наставник. – Взгляните, как они себя ведут, когда через ограду им кидают что–нибудь съедобное, вроде пшеницы. Пищу чуют за милю. – Добрый Тюремщик откашлялся. – Они очень умные, когда дело касается их. Наверно, это и поможет нам понять, что такое истинный ум: это не количество прочитанных толстых книжек и не знание длинных слов, это – способность определить, что нам пойдет на пользу. Поэтому быть умным очень полезно.

Встав на колени, Джек начал отвинчивать спину Сердитого Привратника. Женщина стояла рядом, наблюдая за ним.

Как он знал, автомат работал в соответствии с программой, но на любом этапе его поведение могло изменяться в зависимости от поведения аудитории. Слова детей соотносились с записью, подгонялись, классифицировались, и только затем следовал ответ. Возможность неожиданного ответа исключалась, так как обучающая машина воспринимала лишь ограниченное число вариантов. И тем не менее автомат производил убедительное впечатление живого и подвижного существа – истинный триумф инженерного искусства.

Его преимущество по сравнению с человеком заключалось в способности индивидуально общаться с каждым ребенком. Он не просто учил, но и воспитывал. Обучающий автомат может одновременно иметь дело с тысячью учеников и тем не менее отличать одного от другого: в зависимости от индивидуальности ребенка ответы его слегка видоизменялись, и каждый раз он представлял собой чуть–чуть иное существо. Почти бесконечно сложное, хотя и действующее механически. Обучающие автоматы подтверждали факт, хорошо известный Джеку Болену: понятие «искусственный» обладало поразительной глубиной.

И тем не менее его раздражали эти автоматы. Потому что вся деятельность Общественной Школы противоречила природе Джека: вместо того чтобы обучать, сообщать ученикам новые сведения, она загоняла их в жесткие рамки шаблона. Школа соединяла детей с унаследованной культурой и внедряла ее в их сознание. Она подгоняла детей под эту культуру: цель заключалась в ее увековечивании, и, если индивидуальные особенности ученика могли увести его в сторону, они целенаправленно вытравлялись.

Весь процесс обучения представлялся Джеку сражением между сложным механизмом школы и душами детей, причем выигрышные карты были на руках у школы. Неадекватно реагирующий ребенок признавался аутичным, то есть констатировалось, что в нем преобладает субъективный фактор, мешающий восприятию реальности. И такой ребенок изгонялся из школы в другое заведение, на самом деле действующее по такому же принципу, где его должны были реабилитировать, – в Бен–Гурион. Ребенка отказывались учить и начинали относиться к нему как к больному.