Страсть Клеопатры - Энн Райс

Ответа не последовало.

Эти контакты были непредсказуемы, с ними было не все так понятно, как со снами. Теперь казалось, что они больше основываются на физическом восприятии, чем на странных видениях. А может быть, Сибил просто отказывается отвечать и не хочет рассказывать, кто идет к ней на помощь? Действительно ли она направила за ней спасательную экспедицию, или же Клеопатре предстоит стать жертвой еще одного злодеяния?

Ей негде скрыться. Сейчас у нее нет ни своего дома, ни убежища, ни храма, ни дворца. Только обрывки воспоминаний, за которые она могла держаться, да собственная смелость, ощущавшаяся, как прячущийся под кожей лед.

В коридоре раздались шаги шаркающих по камням ног.

На этот раз эти «подносители даров» снова принесли с собой цепи.

Она не сопротивлялась. Какой в этом был смысл? Они были не слабее нее, и их было много.

Они оставили ей руки свободными, но повесили на шею железное кольцо с длинными цепями с двух сторон, чтобы, выводя ее из камеры, можно было держаться от нее на безопасном расстоянии.

Но теперь она была уже не просто их пленницей Клеопатрой.

Она была еще и Сибил Паркер.

Под сияющими электрическими люстрами длинный обеденный стол был уставлен изысканными яствами, которых хватило бы накормить десятерых смертных. Но за этим столом сидел всего один человек, хозяин этого дома, который встретил ее неподвижным, как у каменного изваяния, взглядом.

Она заметила, что скатерть по краям была украшена орнаментом из вышивки и перламутра. Под ногами сиял полированный паркет, а на высоких окнах справа от нее висели длинные, до самого пола, пурпурные портьеры.

Ее ввели в эту грандиозную столовую в цепях и усадили напротив красавца-хозяина, сидевшего во главе стола.

Тяжело усевшись на стул с очень высокой спинкой, она увидела маленький клочок бумаги, лежавший на пустой тарелке перед ней.

Это была газетная вырезка, в которой рассказывалось о большом кладе старинных артефактов из Египта времен династии Птолемеев, недавно распроданных частным коллекционерам. Археологи и кураторы музеев во всем мире были вне себя от возмущения – содержавшиеся там статуи и монеты имели сходство с ликом Клеопатры VII, и следовательно, должны были быть переданы в музеи.

«Что за безумие творится в пустынях Египта? – вопрошал автор статьи. – А может быть, речь идет о жульничестве, вроде раскопок гробницы с телом какого-то сумасшедшего, выдававшего себя за Рамзеса Великого?» К заметке прилагалась иллюстрация. На удивление точное изображение одной из статуй, спрятанных самой Клеопатрой в той гробнице, куда она привела Теодора Дрейклиффа. Изображение, поразительно похожее на нее сегодняшнюю.

Так вот в чем причина того, что он узнал ее. Но знал ли он, кто она, когда пытал своими псами? Видимо, знал. Иначе как еще можно объяснить то, что он так быстро поверил ей?

«Но действительно ли это мое настоящее имя? И буду ли я по-прежнему считать его своим после того, как исчезнет мое последнее воспоминание об Александрии?» – подумала Клеопатра.

Она часто заморгала, стараясь прогнать непрошеные слезы. Нельзя плакать перед этим человеком. Нужно быть сильной. Потому что, кроме ее силы, очень скоро, возможно, у нее ничего не останется.

Если он знал ее имя, когда мучил ее, значит, он старался сломить ее дух, а она не могла такого допустить. Поэтому она взяла газетную вырезку и скомкала ее в кулаке, как поступила бы с депешей от врага на войне. Смяв ее в комок, она швырнула его на пол.

Затем демонстративно стала оглядываться по сторонам, намеренно игнорируя реакцию хозяина на пренебрежительный жест в отношении заметки.

За окнами было темно, ей удалось рассмотреть вдалеке лишь смутный силуэт одинокого здания, где ее едва не швырнули в яму с разъяренными голодными мастифами. На стенах были развешены гобелены со сценами сражений, состоявшихся в те времена, когда она спала своим мертвым сном. Она чувствовала себя здесь так же, как во время своего визита в Рим пару тысяч лет тому назад: как будто все это нарядное убранство и разукрашенные ткани использовались здесь с одной целью – скрыть угрозу, исходящую от дикой природы, дремучих лесов, зеленых лугов. Здесь нельзя было без страха открывать окна. Страха перед какими-то животными, перед дождем, перед окружающей средой.

В памяти всплыло далекое воспоминание – зеленеющие дикие ландшафты ее родины, тоска по непорочной простоте пустынного берега. Сможет ли она удержать это воспоминание? Сможет ли сохранить его и другие похожие, не ускользнут ли они из ее памяти?

У стены, противоположной окнам, стояли трое бессмертных. Все бледнолицые и синеглазые, похоже, родом отсюда, из этой страны под названием Британия. И все, без сомнения, создания сидящего перед ней человека. Но сколько их, все ли это? Двое, которые вели ее на цепи, и еще эти трое, которые сейчас с тревогой следят за каждым ее движением?

– Ешьте, – сказал ее похититель.

Неужели? Перед ней были разложены серебряные столовые приборы, руки у нее были свободны. В пределах досягаемости на столе стояло большое блюдо с целой горой каких-то небольших жареных птичек.

Разорвав первую тушку прямо руками, она впилась зубами в нежное мясо на тонких косточках.

Хозяин дома следил за всем этим холодным взглядом, словно взвешивая, уж не хочет ли она обидеть его тем, что не пользуется ножом с вилкой, как того требует современный этикет.

Отвечать на этот молчаливый вопрос у нее не было желания. Она просто ела. Мужчина тоже ел, но почти не глядя в свою тарелку. Он проявлял невероятное терпение. А еще самообладание, которое пугало ее не меньше, чем то бессердечие, с каким он едва не бросил ее на растерзание своим псам. Но ел он с тем же неуемным аппетитом бессмертного.

«Я знаю, что на своем веку очаровала множество мужчин, – думала она. – Я знаю, что очаровывала даже правителей великого Рима. Правда, я точно не помню, как именно я это делала, но в книжках по истории говорится, что я прекрасно владела искусством обольщения. А следовательно, я хорошо умею соблазнять».

Но этот мужчина не был правителем Рима. А из-за отсутствия видимого проявления каких-либо эмоций он вообще не был очень похож на живого человека.

– Значит, вы инсценировали свою смерть, – внезапно заговорил он. – Сказочка про смертельный укус змеи. Про самоубийство. Еще один вымысел Плутарха?

Она ничего не ответила. Кто знает, что будет, если этот человек узнает, что смерть ее была настоящей, но через две тысячи лет ее оживили снова? Может быть, он и сам появился подобным образом? Если он узнает, что ее оживили после настоящей смерти, не сочтет ли он ее ниже себя и не подвергнет ли из-за этого еще большим мучениям?

– Я хочу услышать вашу историю, – сказал он.

– А я хочу услышать вашу.

– Тогда давайте начнем с того, что мы знаем друг о друге. Вам повезло, что вы остались живы после событий сегодняшнего дня. То, что мы вас похитили, спасло вас от уничтожения.