Кровавые жернова - Андрей Воронин

– Я согласен с вами, господин Холмогоров, – тихо произнес негр, быстро перебирая янтарные камешки четок, – но как это сделать?

– Полковник, – произнес Холмогоров, – давайте назад. Здесь, в городе, нам делать нечего. Мы не успеваем за ним.

– Он прав, – отозвался специальный агент Питер Нехамес, – такое уже было в Сан-Франциско. И в Бостоне происходило что-то похожее: ливень, гроза, аварии, пробки на дорогах.

– Чертовщина какая-то. Вы что, серьезно в это верите?

– Да, – сказал Питер Нехамес, – уже верю. Я прошел стадию непонимания. Вы находитесь только в начальной ее стадии. Если бы я сейчас сидел в самолете, то, наверное, молился бы и просил Бога защитить самолет, дать возможность приземлиться.

– А ты что думаешь? – Брагин тряхнул за плечо полковника в черном костюме.

Тот кричал в трубку телефона.

– Майор Артамонов! Артамонов, доложи обстановку!

– Майор ранен, – вдруг раздалось из трубки, – говорит лейтенант Сидоров.

– Слушай, Сидоров, объясни, что там у вас?

– Троллейбус выскочил, перекрыл движение. Мы не смогли вывернуть. Водитель мертв.

– Какой водитель?

– Мы задействовали частный микроавтобус.

– Где вы?

– У Киевского вокзала.

– Артамонов жить будет?

– Наверное, будет, но он без сознания, товарищ полковник!

– Надо возвращаться в Погост, – уже второй раз убежденно произнес Андрей Холмогоров, – там, где икона.

– А вы, доктор Рибера, как считаете?

– Советник Патриарха прав, здесь мы его не возьмем.

– А там?! – глядя в глаза негру, крикнул Брагин.

– Там проще.

– С чего вы взяли, что он вернется в Погост?

– У вас есть другое предложение? Доверьтесь специалистам.

Антон Полуянов, все это время сидевший молча, вдруг подал голос:

– Слышите, Андрей Алексеевич, у меня сон был очень странный… – и доктор Рибера, и Холмогоров приблизили свои лица к Полуянову. – Жернов, который лежит во дворе, ну, этот большой мельничный камень, помните вы его?

– Конечно, помню.

– Мы с Гришей, да и другие жители деревни копали везде, золото искали. Везде, но только не под жерновом. А сон мне приснился, что жернов упал мне на грудь и я не могу из-под него выбраться.

– Когда вы видели этот сон? Вспоминайте!

Вспоминайте! – негр схватил Полуянова за плечи, сильно тряхнул, сжал виски большими пальцами и уставился немигающим взглядом в широко открытые глаза Антона. – Говори, когда?

Губы Полуянова шевельнулись, и он прошелестел что-то. Но доктор и Холмогоров услышали.

– Полковник, назад, в Погост. Давайте, полковник, – попросил специальный агент ФБР Питер Нехамес. – Я им верю, они знают, что говорят. Они к нему ближе, чем мы, они его чувствуют!

– Разворачивай! – в сердцах произнес Брагин. – Быстрее разворачивайся!

– Бензина мало, не дотянем.

– Заправимся по дороге.

Микроавтобус заехал на тротуар, резко визжа тормозами, развернулся.

– Мигалку вруби и сирену.

Оглашая улицу воем, черный микроавтобус с раскачивающимися усиками антенн помчался по Москве.

Совсем обессилевший Полуянов сидел на заднем сиденье с закрытыми глазами.

* * *

На деревню Погост надвигались низкие черные тучи. Они закрыли солнце, тень опустилась на деревню. Испуганно мычали коровы, кричали петухи. Люди переглядывались.

– Боже, что это? Страх-то какой, небо чернее ночи!

Листья на деревьях затрепетали, трава пригнулась к земле, – Дети, в дом! – матушка Зинаида позвала сыновей в дом.

Отец Павел стоял на коленях перед домашним алтарем. Горели три свечи. Он молился, просил Господа, чтобы тот защитил деревню.

А тучи все надвигались и надвигались. Вот и последняя полоска чистого неба исчезла. Тучи сомкнулись с черным лесом на горизонте, стало темно, как поздним вечером. Самые пугливые, понимая, что сейчас разразится гроза, выкручивали из счетчиков пробки, вешали на розетки резиновые галоши, словно эти нехитрые меры могли защитить и спасти.

Петухи из разных дворов кричали охрипшими, надорванными голосами. Ни люди, ни птицы, ни животные не понимали, что происходит, но чувствовали приближение катастрофы, ужасного природного катаклизма, способного уничтожить все живое, а возможно, и стереть деревню с лица земли, как смахивают хлебные крошки со стола.

Колокол над церковью вдруг ожил, и густые раскаты поплыли над окрестностями.

Петрович остановил стройку, испуганно поглядывая в небо, дернул рубильник, обесточивая систему.

– Господи, да что же это такое? – бормотал он.

И лишь Марина, глуповато улыбаясь, протирала полотенцем тарелки. Брала одну за другой и тщательно расставляла идеально чистую посуду, напевая песенку, слышанную когда-то в детстве, но затем на долгие годы забытую.

На горизонте полыхнула молния, озарив окрестности неверным фосфорическим светом. То, что было темным, вдруг стало слепяще-белым, как на черно-белом негативе. Колокол гудел, и его тревожные звуки плыли над деревней, рекой, лесом. Священник вместе со всей семьей молился, глядя на трепещущие огоньки толстых восковых свечей.

Микроавтобус с затененными стеклами уже мчался к деревне.

– Вынести икону из церкви, – вдруг сказал Холмогоров, глядя на покачивающийся крестик четок в руках доктора Рибера, – мог только невинный человек. Кто же этот человек? Сам Ястребов к ней не прикоснется, только невинный.

– Но он, господин Холмогоров, может заставить невинного человека сделать это помимо его воли.

– Вы хотите сказать, доктор Рибера, что он…

– Вот именно, он кого-то зомбировал.

После долгой паузы Холмогоров воскликнул:

– Мне кажется, я знаю это невинное существо. Знаю. Все сходится.

Многочисленные факты и наблюдения вдруг сложились. Фрагменты собрались в целое.

– Господи, я знаю! Скорее к дому священника! К дому священника! Он там! – и Холмогоров принялся объяснять водителю, как добраться к дому отца Павла.

Микроавтобус с включенной мигалкой пронесся по пустынной улице – даже собак и домашних птиц на улице не было – и затормозил напротив дома священника. Холмогоров выскочил первым, за ним доктор Рибера, полковник Брагин. Питер Нехамес остался в машине.

Андрей Алексеевич вошел в дом и увидел всю семью священника, занятую молитвой.