Амбарцумян - Юрий Шахбазян

К сожалению, к работам своих учеников Амбарцумян не всегда проявлял такой же строгой требовательности, доверяя их личной ответственности. Можно вспомнить эпизод, когда его весьма преуспевающий ученик, уже доктор наук, из теоретического отдела, которым руководил Амбарцумян, представил доказательство знаменитой проблемы четырёх красок. Задачу безуспешно решали многие математики начиная с 1879 года (А. Кемпе и др.). Однако эти доказательства так и не получили всеобщего признания. Автор нового доказательства очень торопился застолбить своё первенство и, не посоветовавшись с математиками, уговорил Амбарцумяна представить статью к печати в Известиях АН Армении. Уже были получены оттиски, когда внучка Амбарцумяна, гостившая в Бюракане, аспирантка, математик, случайно просмотрев оттиск, обнаружила ошибку в доказательстве. Весь тираж был изъят из печати.

Самым ненавистным для Амбарцумяна были околонаучное мельтешение и использование псевдонаучной деятельности для достижения своих честолюбивых и корыстных целей, защиты сомнительных и малоценных диссертаций и добывания незаслуженных научных званий. Крайне негативно, но, как всегда, весьма сдержанно он отвергал подобострастие и преклонение перед собой со стороны коллег и учеников.

Хорошо известен случай, имевший место на учёном совете в Бюракане, когда один из посредственных астрономов обсерватории верноподданно провозгласил: «Мы сделаем всё возможное, чтобы наши работы подтвердили правильность концепции Амбарцумяна» — «…Или опровергли их», — под общий хохот последовала реплика самого Амбарцумяна.

Однако многие из его коллег вспоминали и такие моменты, когда Амбарцумяну не удавалось пресечь изворотливости и нахальства некоторых тщеславных сотрудников.

Любопытен тот факт, что исследователи, обладающие интуицией, сами, как ни пытались, не могли объяснить, по каким путям бродила их мысль, какими законами они руководствовались. Им казалось, что их собственная воля, логика мышления явно не принимала в этом глубоком познании деятельного участия. Сам Амбарцумян был очень заинтересован механизмом интуитивного познания, много размышлял над этим уникальным явлением, пытался проникнуть вглубь этого процесса. Однако он признавал, что распознать чудо интуиции — почти неразрешимое дело, и несколько успокаивался, вспоминая «Шестое чувство» Николая Гумилева:

Но Амбарцумяна не покидало желание хоть сколько-нибудь приблизиться к пониманию сути интуитивного познания.

Времени катастрофически не хватало. И так распорядилась судьба, что на это ему удалось вырвать небольшое время в последние годы своей жизни. Он вторично открыл для себя Канта, теперь уже не автора космогонической гипотезы, а глубокого мыслителя в теории познания. Кант говорил, что «гений сам не может описать, или научно показать, как он создаёт сам своё произведение. Сам не знает, каким образом у него осуществляются идеи для этого, и не в его власти произвольно или по плану придумать их и сообщить их другим в таких предписаниях, которые делали бы и других способными создавать подобные произведения. Все сходятся в том, что гения следует целиком противопоставить духу подражания»[197]. К Канту и к интуитивным суждениям мы вернёмся при описании последних дней жизни Амбарцумяна.

Мыслители древности, анализируя человеческие способности, строили далеко идущие этико-политические, философские концепции структуры общества, где менее способные должны были подчиняться более способным. В V веке до н. э. возникла чисто «практическая мудрость» конфуцианства — деление людей на четыре категории:

люди, обладающие мудростью с рождения;

люди, которые могут приобрести мудрость;

люди, с трудом постигающие учение;

народ, который не в состоянии научиться мудрости или приобрести знания.

Отсюда делался вывод, что народ, который «не в состоянии научиться мудрости», должен повиноваться мудрой образованной знати. Естественно, что в течение веков такое мнение оспаривалось и обосновывалось более правильное мнение, что врождёнными способностями, талантом наделён почти каждый человек. Однако правильно и то, что способности бывают разные, точнее, по-разному проявляются у каждого человека в зависимости от сферы его деятельности. По крайней мере, такого мнения придерживался Амбарцумян.

Естественно, способности к точным наукам сильно отличаются от способностей к гуманитарным наукам, от музыкальных и художественных дарований, от способностей к государственной деятельности и тем более от способностей людей, обладающих терпеливой, широкой, любвеобильной и доброй душой. Сколько людей, столько и способностей. И ни в коей мере нельзя считать себя обделённым Богом, если тебе не выпала способность к той или иной деятельности. Народная мудрость гласит: «Ищи свою стезю»… Конечно, может быть, что в одном человеке уживаются несколько талантов. Но таких случаев бывает мало. Для родителей, выбирающих будущую сферу деятельности для своих детей, важно быть внимательными к особенностям их склонностей. Не надо решать «сделать» из сына или из дочери математика, астронома, физика и др., не заметив серьёзных оснований для этого. Трудно вообразить, сколько гениев пропадает среди работников, занятых не свойственным им делом, сколько трагедий переживает человек, не сумев «найти себя».

Умственная сосредоточенность

Другое качество ума — умение концентрировать внимание на исследуемом предмете является, как правило, результатом упорной психической тренировки характера и одним из решающих качеств исследователя. Длительное волевое удержание внимания на исследуемой проблеме является очень тяжёлой нагрузкой для человеческого ума, и редко кому удается её перенести без срывов и переутомления. Умение удержать предмет поиска в фокусе своих собственных рассуждений — величайшая сила, как капля, которая «камень точит». Если спросить учёного, в какой момент пришла уверенность, что проблема решена, то часто можно услышать ответ, что это совершилось в непривычное для научной деятельности время, хотя тут же добавит, что над этой проблемой он думал очень долго. Здесь полезно вспомнить замечание Максвелла, которое он адресовал своим ученикам: «При обучении большая часть утомления часто возникает не от умственных усилий, с помощью которых мы овладеваем предметом, но от тех усилий, которые мы тратим, собирая наши блуждающие мысли, и эти усилия были бы гораздо менее утомительны, если бы можно было устранить рассеянность, нарушающую умственную сосредоточенность».