Голливудские мужья - Джеки Коллинз

– Я никогда не подпрыгиваю до потолка, – беззаботно ответил Мэннон, однако рот его вытянулся в тонкую линию.

– Такой актер мне еще не встречался, – сказал Захария с уверенностью человека, привыкшего добиваться своего.

– Вот, стало быть, и встретился, – не поддался Мэннон.

– Сомневаюсь.

И Захария направился искать Хауэрда. Мэннон был не в восторге.

– Ну и фраер, – с отвращением произнес он.

– Вот уж едва ли, – вдруг встала на его защиту Поппи, хотя сама мгновенно прониклась к нему антипатией.

– Не будь ребенком, Поппи. Все, кто заправляет бизнесом, в котором ни черта не смыслит, – фраера. Все, что они знают о кино, вполне можно засунуть в задницу Хауэрду – и еще останется место для агента, а то и двух.

– Мэннон!

– Поверь мне. Я эту публику знаю.

И он отошел к своему столу – к несчастью, за этот же стол Поппи посадила Захарию.

Надежно запершись в кабинке мужского туалета, Хауэрд втянул носом порцию волшебного белого порошка. Довольно вздохнул – прилив сил он ощутил почти немедленно. Вот это средство! Да он теперь – король джунглей! Кинг-Конг с бетонными яйцами! Необосримый и непоебимый!

Он выплыл из кабинки – и наткнулся прямо на Захарию К. Клингера.

– Мистер К. Все-таки выбрались! – воскликнул он.

– У тебя были какие-то сомнения?

– Никаких. Ни-ка-ких.

– Если я говорю, что где-то буду, значит, я там буду.

– Конечно, конечно.

Когда вам это удобно. Хауэрд подошел к раковине и принялся мыть руки.

– Я только что говорил с Мэнноном Кейблом, – сообщил Захария давящим шепотом.

– Отлично.

– Я хочу заполучить его для «Орфея».

Глянув в зеркало, Хауэрд засек у себя под носом несколько пылинок белого порошка. Он быстро их вытер.

– Я давно пытаюсь его зацепить. Он все время занят где-то на других съемках, вот в чем беда.

– Я хочу его, – повторил Захария.

Хауэрд подумал: а старина Зах вообще способен на улыбку? Может быть, что и нет.

– Попытаюсь еще раз к нему подкатиться, – пообещал он.

– Этого мало, – быстро возразил Захария.

– В смысле?

– У меня есть для него предложение. Стоит ему его услышать – он наш.

– Не слишком на это рассчитывайте. Мэннон жутко разборчивый – многие даже не представляют, до какой степени.

– Деньги – штука убедительная.

– Не всегда.

– Всегда.

– В общем, попытаемся к нему подкатиться еще разок.

Он направился к двери, но Захария загородил ему дорогу.

– Я верю не в попытки, а в результат. Я хочу заполучить Мэннона Кейбла и я его заполучу.

– Как сказать.

Вот козел, подумал Хауэрд. Возомнил из себя чикагского гангстера, будто на дворе – пятидесятые. Тоже мне!

– Ну? – прошептала Силвер, погладив Уэса под столом по бедру. – Как мы себя чувствуем? Его начинало коробить от ее полупокровительственного отношения. Благосклонная владелица, решившая показать толпе свою новую игрушку.

– Все это херня на постном масле, Силвер, и ты это прекрасно знаешь.

По-девчоночьи хихикнув, она сказала:

– Мне ли не знать! Многие бабенки от тебя глаз оторвать не могут. Умирают от желания узнать, где я тебя откопала.

– Нигде ты меня не откапывала. Я спас тебя от шайки обормотов, которые хотели разодрать тебя на кусочки. Помнишь?

– Разве такое можно забыть? Мне в тебе это еще тогда понравилось – мужская сила.

– Силвер, да-агая! – На них вихрем налетела Кармел Гусбергер, эдакое стихийное бедствие в огромном желтом балахоне. – Это молодожен?

– Да, – сказала Силвер. – Уэс, познакомься – Кармел Гусбергер.

Он пожал руку этой мощной женщины.

– Знаю, знаю, – загрохотала Кармел немыслимо громким голосом. – Уэсли Мани-младший. По-моему, я знала вашего отца.

В глазах Уэса мелькнула тревога.

– Правда? – спросил он, вспомнив англичанина-сутенера с бегающими глазками, которого он не видел с восьмилетнего возраста, и американского отчима с брюшком, который провел в его жизни не более пяти минут.

– Да, – подтвердила Кармел. – Ваш род Мани – из Сан-Франциско?

Силвер пнула его ногой под столом.

– Точно, – согласился он.

– Какая семья! Да, я прекрасно их помню. Уж давненько дело было. Мы с Орвиллом как раз начали встречаться, я тогда снималась в Сан-Франциско – я ведь, знаете ли, была актрисой.

Силвер подалась вперед, сияя от удовольствия.

– Давай, Кармел, выкладывай, признавайся. У тебя был роман с отцом Уэса.

Кармел засмеялась – громко и вульгарно.

– Даже если и был, да-агая, ты об этом узнаешь в последнюю очередь.

– Что ты собираешься скрыть от Силвер? – сверкнул улыбкой Карлос Брент, садясь за стол в обществе Ди Ди Дион.

– Кармел утверждает, что спала с отцом Уэса. Она изменяла Орвиллу уже тогда, – сказала Силвер с нескрываемой радостью.

– По-моему, Кармел, прежде чем ее нашел Орвилл и забрал с улицы, не пропускала ни одного симпатичного кота в этом городе, – сказал Карлос, ухмыляясь во весь рот. – Я прав, прелестная моя?

– Хватит! – вскричала Кармел, умирая от наслаждения. – Нельзя быть таким испорченным, Карлос!

– Нет, милочка, нас не обманешь, – пошутил он. – Я однажды встал в очередь, но она оказалась такой длинной, что я ушел, не дождавшись!

– Ты ставишь под удар мою репутацию! – завизжала Кармел, похлопывая себя по замороженной прическе, а ее балахон вздымался над колышущимся морской волной бюстом.

– Какую еще репутацию? – рассмеялся Карлос.

Обмен колкостями продолжался, а к столу подсаживались все новые гости. Подошли Мэннон и Мелани-Шанна, Орвилл Гусбергер – обладатель еще более громкого, чем у жены, голоса.

Силвер была в прекрасной форме. Блистала по-королевски. Принимала комплименты и поздравления, как должное. Много лет назад между ней и Карлосом Брентом возник краткий и пылкий роман. Кто-то подкинул журналистам слух о том, что они собираются жениться, и Карлоса это привело в бешенство – он решил, что новость запустила сама Силвер. Они расстались, наговорив друг другу колкостей. Сейчас, много лет спустя, Силвер чувствовала себя в полном порядке – карьера у нее дай Бог каждому, и новый муж, да такой, что все женщины мрут от зависти.