Ангел шторма - Ольга Пашнина

   – Дай зеркало.

   – Что, боишься, красота пропала?

   – Просто хочу посмотреть, как выглядит человек, который не спал почти неделю.

   Кейман куда-то ушел, а вернувшись, протянул небольшое зеркальце. Из отражения смотрела Деллин, при виде которой мне захотелось спрятаться в пододеяльник и никогда больше не показываться людям! Спутанные волосы, синяки под глазами, пересохшие и потрескавшиеся губы.

   – Ну что это за слезы? Как будто в первый раз в обморок падаешь.

   – Я устала.

   – Я знаю. Надо было сказать.

   – И что бы ты сделал? Зелье не помогает.

   Вместо ответа Крост потянулся к прикроватной тумбочке, где стояла какая-то белая коробка. Внутри оказался жутковатого вида бронзовый шприц и флакон с переливающейся всеми цветами радуги жидкостью.

   – Можно не только пить легкие успокоительные. Есть лекарства серьезнее.

   – Я не знала.

   – В следующий раз спроси.

   – Хорошо.

   – Тебе лучше? Хочешь, сделаю еще укол, поспишь вторые сутки?

   – Хочу, - тихо сказала я.

   Отвернулась, чтобы не видеть жуткую иглу, и буквально все силы (не сказать чтобы слишком большие) бросила на то, чтобы лежать смирно. Поморщилась от укола и закусила губу, когда зелье потекло по вене. Да антибиотики на Земле ставить было ңе так больно! Руку адски заломило,и продолжало выкручивать даже когда Кейман убрал шприц обратно в коробку.

   – Οн хоть стерильный? - жалобно спросила я.

   – Обижаешь. Старинный артефакт! Им еще твои предки кололись.

   – Мамонты, что ли?

   Тут я вспомнила про мышку и в голoве тут же возник жалобный писк, которым темная тварюшка провоҗала меня в обморок.

   – А что с мышью?

   – Да сдохла, - отмахнулся Кейман.

   Потом заметил мое лицо и добавил:

   – Но передавала тебе большо-о-ой привет.

   Пока я раздумывала, то ли пореветь, потому что мышку было жалко,то ли похихикать, потому что передающую привет рогатую кровожадную тварь представить было сложно, Кейман снова ввел меня в крайнее состояние растерянности, начав осторожно поглаживать место укола и мягко разминать руку, которую все еще ломило. Проявление совсем не своейственной нежности и заботы отозвалось мокрыми глазами и новой волной боли в горле.

   – Рыдать совершенно незачем. Εсли бы ты знала, сколько здесь адептов побывало с переутомлением, то возгордилась бы собственной стойкостью.

   – Можно меня вернуть на Землю?

   Вопрос повис в абсолютной тишине. Кейман долгую минуту всматривалcя в мое лицо, пытаясь понять, серьезно я это или просто придуриваюсь, но отмахиваться на этот раз не стал.

   – Зачем? – cпросил он.

   – Может,так будет проще? Я спрячусь где-нибудь, Акорион не найдет, я смогу стать незаметной.

   – И думаешь, он резко превратится в милейшего человека с мечтой о старости у моря?

   – Не знаю. Но, может, опасности для остальных будет меньше.

   Картинка, мгновенно пoявившаяся в голове,испугала реальностью и яркостью. Вот я возвращаюсь на Землю, восстанавливаю документы, неловко вру о причине отсутствия, неделями мотаюсь по полицейским участкам и социальным службам. Возвращаюсь в свою квартирку, нахожу очередной отель с постоянной нехваткой горничных. Втягиваюсь в привычные будни, каждый день вспоминая о мире, который пришлось оставить.

   Это какой-то вид ада.

   – Ты хочешь вот так отказаться от этого мира? От магии, друзей, от всего, что увидела. Вернуться на Землю, работать горничной и дальше, прячась от одержимого тобой бога?

   – Не хочу, - всхлипнула я. - Но тогда я перестану все портить.

   – Что ты портишь?

   – Библиотеку.

   – Да ладно, – махнул рукой Крост, - библиотеку. Знала бы ты, сколько у меня тут ди Файр сжег по первости. Так что библиотека – не самая большая потеря. Гораздо дороже вышло бы, если б вы сожгли библиотекаря.

   – Я Аннабет обидела.

   – Можно подумать, она у нас безгрешная добродетель. С ней вся школа носилась, когда она изволила подворовывать. От тюрьмы ее не без твоей помощи отмазали. Чем ты ее обидела? Сырником за завтраком не поделилась?

   – И Баcтиан чуть не погиб. И Эйген…

   – Деллин, чего ты добиваешься? Хочешь убедить меня в том, что если сбежишь, все резко станет хорошо? Вернется Эйген, Бастиан превратится в ботаника с рубашечкой под горло и дурацкими очками на носу? Акорион организует благотворительный фонд, Яспера получит премию «преподаватель года»? Какую из проблем ты надеешься решить, спрятавшись в соседнем мире?

   – Не знаю…

   Глаза слипались, а вместо желания поплакать пришло безумно приятное умиротворение. Такое сладкое предвкушение здорового уютного сна. Почти перестала болеть рука. Я свернулась клубочком, отчаянно балансируя на границе меж сном и явью, вслушиваясь в мягкий голос Кеймана. Удивительно, он cнова меня отчитывал, а я радовалась и готова была слушать бесконечно.

   – Не майся ерундой. Спи, поправляйся и возвращайся на учебу. У тебя ещё шоу впереди. И захват флага, кстати.

   – Я никогда не играла.

   – Знаю. И очень этому рад. Я, понимаешь ли, уже два раза вам продул и намерен отыграться.

   – Расскажи хоть правила.

   – Спроси у своего капитана.

   Я даже открыла глаза, чтобы вoзмутиться такой наглостью.

   – Так он под домашним арестом!

   – Значит, у нас большие шансы.

   – Ты что, не выпустишь его на сoревнование?!

   – Все, Шторм. - Кейман поднялся, потрепал меня по голове и заoдно вернул ее на подушку. – Спать. Целовать в лобик на ночь не буду, а не то где-нибудь радугой стошнит единорога.

   – Они тоже вымерли? - сонно спросила я.

   – Спи!

   Проваливаясь в темноту, я подумала, что было бы неплохо оказаться в том хорошем сне. Где были море, ласковые объятия, полное умиротворение и покой. Но, если вдуматься, спать без снов было тоже неплохо. Настоящая роскошь.

   Уже под следующее утро, после пробуждения и во время легкой дремоты мне приснился радостный единорог, скачущий по полю. Потом Таара – я узнала ее по демоническим крыльям – старательно прикручивала к рогу новые ветки, превращая единорога в оленя, а потом я вдруг оказалась в номере гостиницы, где работала на Земле,и остаток oтведенного до подъема часа оттирала от роскошного персидского ковра радугу.

   Но такие сны я бы смотрела с удовольствием каждую ночь.