Итальянские каникулы - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Лекции меня не интересуют.

— Я не собираюсь читать тебе лекции. Вряд ли я встану в очередь за билетами, но знаю, что буду исключением. Критикам он понравится, и публике тоже.

Он открыл один глаз. Не желая действовать прямо, она избрала обходные пути атаки.

— Понимаю, почему ты так взволнован. Эта роль потребует от тебя всех сил и умения, — продолжала она. — Твоя карьера сейчас именно на том этапе, когда необходим толчок.

Больше ему не вынести!

— Стрит издевается над детьми! — взорвался он.

Изабел недоуменно моргнула.

— Знаю, ты не на это подписывался, но все равно: поразительно сложная задача для любого актера!

Она еще имеет наглость улыбаться!

— Ты невероятно талантлив, Рен, и, конечно, все это время ждал такого случая.

Он пинком отшвырнул стул и шагнул к бортику бассейна. В этот момент он почти ненавидел ее, такую неумолимо рассудительную, безжалостно справедливую. Что же, он выложит все начистоту.

— Похоже, ты не заметила, что я все это время проводил с девочками Трейси, пытаясь вжиться в характер своего персонажа.

— Да нет, это я как раз сообразила.

— Стеффи и Бриттани! — прорычал он. — Эти чудесные девчушки! Не понимаешь? Я пытался влезть в шкуру Стрита, увидеть их его глазами!

Поля шляпы затеняли ее лицо, и ему показалось, что он неправильно истолковал его выражение. Но вот она шевельнула головой, и он увидел, что не ошибся. В ее глазах светилось сочувствие.

— Могу представить, как тебе было трудно.

И тут он окончательно взбесился! Значит, ей недостаточно сорвать с него кожу. Нужно еще и кости погрызть! Черт бы все это побрал! Он ненавидит ее добродетель, ее участие — все, что разительно отличает Изабел от него.

И он ушел бы, да вот только ноги не двигались, и не успел он оглянуться, как она обхватила его за талию и прижалась щекой к груди.

— Бедный Рен. Несмотря на весь свой сарказм, ты обожаешь малышек. И подготовка к роли — тяжелейшее для тебя испытание.

Он хотел оттолкнуть ее, но она была бальзамом для его ран, и руки сами притянули ее поближе.

— Они так чертовски доверчивы.

— А ты достоин абсолютного доверия.

— Я использовал их.

— Ты скрупулезен в своей работе. И конечно, для этой роли необходимо понимать детей. Ты ни на секунду не представлял угрозы для девочек.

— Боже, я знаю, но…

Она не собирается уйти!

В глубине души он понимал, что это означает одно: нужно начинать все сначала. Но не сегодня. Не прямо сейчас!

И вопреки всяческой логике он хотел говорить с ней об этом. Поэтому отступил на достаточное расстояние, дабы не волноваться о том, что развращает ее.

— Сценарий… он куда лучше первого варианта. В некоторых сценах публика будет поддерживать именно Стрита, хотя он чудовище.

— Именно эти моменты делают роль блестящей и ужасающей одновременно.

— Они показывают, каким искушением может быть зло. Всем, кто увидит фильм, придется заглянуть в себя. Дженкс — гений. Я знаю это. Только… — Во рту мгновенно пересохло.

— Понимаю.

— Я превращаюсь в проклятого зануду.

— Не ругайся, ты всегда был занудой. Но при этом таким прекрасным актером, что этого никто не понимает.

Изабел надеялась заставить его улыбнуться, но он был слишком захвачен собственным душевным смятением. И это объясняло, почему он был так раздражителен в последние дни. Как бы страстно он ни мечтал сыграть роль, она его отвращала. И ужасала.

— Этот фильм Стрита, — выговорил он наконец. — Натан, так зовут героя, — просто пустое место.

— Раньше ты без всякого труда мог дистанцироваться от своих персонажей, думаю, и сейчас проблемы не возникнет.

Она хотела успокоить его, но он еще больше встревожился.

— Никак тебя не пойму. Тебе следовало откреститься от подобных обсуждений. И сценарий не должен был вызвать у тебя ничего, кроме отвращения. Разве ты не величайший в мире сеятель добра и света?

— Да, именно так я хочу прожить собственную жизнь. Но нет ничего простого, когда речь идет об искусстве, не так ли? Артисты должны передавать переживания и настроения своих персонажей, какими их видят, а их видение не всегда бывает красивым.

— Ты считаешь этот фильм произведением искусства?

— Да. И ты тоже. Иначе не хотел бы пройти через это.

— Я просто… мне… жаль, что мой агент не вынудил их поставить мое имя над названием!

Зря он бравирует! Ее не обманешь. Ему явно не по себе.

Сердце болело за него. То обстоятельство, что его, очевидно, раздирали внутренние противоречия, могло означать одно: он устал маячить в темных переулках. Может, в следующий раз ему захочется сыграть героическую роль. Давно пора изжить ограниченное мнение о себе как об актере и человеке.

Однако сейчас в глазах не было ничего, кроме цинизма.

— Итак, ты даешь мне отпущение греха, который я собираюсь совершить.

— Съемка в картине — не грех. И вряд ли я имею право отпускать грехи.

— Ты лучшее из всего, что у меня есть.

— О, Рен! — Она подошла к нему. Откинула с его лба прядь волос. — Когда же ты начнешь представлять себя в истинном свете, а не выдумывать всякие ужасы?

— Нет, это ты никак не снимешь розовые очки! Изабел напомнила себе, что она его возлюбленная, а не психотерапевт, тем более что себя так и не исцелила.

Она повернулась, чтобы уйти, но он сжал ее руку, сильно, почти до боли.

— Пойдем.

В его лице она увидела что-то похожее на отчаяние. Он потянул ее к ферме. Домой. В спальню. Она сознавала, что происходит неладное, но уже подхватила от него лихорадку и, подобно ему, с таким же отчаянием срывала с себя одежду.

Когда они повалились на матрац, она притянула его на себя. Ей хотелось только прогнать предчувствие конца, наступавшего куда быстрее, чем она предполагала. Конца, который оба не в силах оттянуть.

Он подхватил ее под коленки. Раздвинул ее ноги.

Ее оргазм был сокрушительным. Но не радостным. Тенью, на миг заслонившей солнце.

Рен обвязал талию полотенцем и отправился на кухню. Он ожидал самых разных реакций от Изабел после прочтения сценария. Но похвалы… не говоря уже об искреннем ободрении… нет, такое ему в голову не приходило. Раз в жизни он был бы рад, поведи она себя вполне предсказуемо, но именно непредсказуемость ее поведения была одной из причин, по которым он никак не мог ею насытиться.

Он начинал испытывать нечто вроде…

В голову пришло слово «паника», но он немедленно прогнал его. Он никогда не паниковал. Даже в конце фильма, когда его ожидала жестокая неминуемая гибель. Просто… просто ему немного не по себе. Но и только.