Видок. Чужая боль - Григорий Шаргородский

Подойдя к лестнице, я увидел, что половина камней в его гламурном ошейнике потускнела.

Так вот для чего предназначалось это слегка нелепое украшение. Прямо у меня на глазах потемнел еще один камень. Леонард Силыч с трудом открыл глаза и посмотрел на меня с мольбой и мукой.

Еще одна дилемма – от Силыча, как и от профессора, я видел только добро, но за поступки своего хозяина кот точно не отвечает. Он всего лишь защищал старшего друга. С другой стороны, кто знает, что будет, когда пули окажутся снаружи.

Может, это и глупость, но меня крайне утомила необходимость решать, кому жить, а кому нет. Подобрав кота, я вернулся в основную комнату и осмотрелся в поисках подходящего инструмента. Возле одной из бочек лежал саквояж профессора. Там нашелся удобный пинцет. Доставая его, мне пришлось всеми силами не позволять себе думать, как еще мог быть использован весь этот набор инструментов. Даже от тени мысли волосы норовили встать дыбом.

Извлечение первой пули кот прокомментировал громким шипением.

– Терпи, – жестко приказал я, отбрасывая в сторону кусок свинца в серебряной оболочке, и сунул пинцет во вторую рану.

Как только пуля вышла, кот начал изменяться. Увидев лезущие наружу шипы, я отскочил, опять почувствовав каждую жилку в отбитом теле. Передо мной во всей пугающей красе на удлинившиеся лапы встал монстр, которого мы с таким трудом прибили всего десяток минут назад.

Ну вот что я наделал?!

Монстр посмотрел мне в глаза и начал меняться обратно в ипостась кота. Судя по движениям Лео, он зарастил все раны, но все еще был слаб. Все камни на его ошейнике потемнели, а некоторые даже растрескались.

Кот подошел и благодарно потерся о мою ногу. Если честно, мне с большим трудом удалось сдержаться, чтобы не отскочить.

– Уходи, – сказал я неестественно умному животному, – скоро сюда придут жандармы, и ничем хорошим это для тебя не закончится.

Почему-то я был уверен, что кот все прекрасно понял. Он посмотрел на тело профессора, затем на меня, чем вызвал небольшую стайку мурашек на моей коже. Через секунду бело-серая тень скользнула по лестнице и исчезла.

Меня всегда напрягала безумная и даже неестественная верность собак своим хозяевам. А независимость котов, наоборот, импонировала. По крайней мере, это честно – кот человеку друг и партнер, а отнюдь не раб.

Не было ни малейших сомнений в том, что первым со своим заданием справится именно Баламут на своем монструозном жеребце, несмотря на поздний старт и более сложный маршрут. Минут через двадцать после ухода кота в подвал ввалились жандармы, при этом от страха едва не пристрелив меня. Двигались они, конечно, лучше городовых, но до спецназа двадцать первого века им было очень далеко.

Обстановку они оценили быстро. На пол лег опечатанный ящик, который тут же вскрыли. С помощью чуть светящихся кандалов жандармы спеленали профессора как куколку бабочки. Когда они вспороли все еще шевелящийся мешок, я неожиданно вспомнил слова Нартова.

– Поосторожней, она может быть опасна.

При виде беззащитной, полностью обнаженной и покрытой какой-то слизью девушки лица даже битых жизнью боевиков жалостливо смягчились. Мои же слова быстро их отрезвили, и девушка была также закована в светящиеся кандалы.

Ну все, теперь можно и расслабиться. На назойливые вопросы жандармов, а чуть позже и полицмейстера я лишь вяло отмахивался. В конце концов, уже в управе они смирились, позволив мне уснуть.

Кто бы сомневался, что терпение у полицейского начальства очень маленькое. Так что толком поспать мне не дали. Допросы прерывались лишь медицинскими процедурами в исполнении предельно заботливого доктора Чернышева. На удивление, после всех этих приключений я отделался только синяками и царапинами, так что врач быстро вернул меня в норму. Интересным был опыт воздействия на мое тело магическим артефактом – некоторые синяки он свел, словно ластик карандашный рисунок. Но это касалось только легких повреждений. Так что, по уверениям доктора, некоторое время передвижения будут вызывать у меня дискомфорт.

На допросах я особо не скрытничал и соврал только насчет того, откуда у меня появился кинжал ведьмака. Судя по реакции полицейских, подарка ведьмы мне не вернут. А жаль.

Под конец явился полицмейстер и долго меня обхаживал. Начал с угроз. Сначала я не понял, к чему все это, поэтому потихоньку заводился, а когда дошло, даже улыбнулся:

– Ваше высокоблагородие, если вы думаете, что я на каждом углу буду орать о том, что настоящий убийца университетский профессор, а не купец Борзов, то можете не беспокоиться. Мне важно только то, что убийца обезврежен. Можете даже полностью приписать эту победу омскому управлению.

Из полицмейстера словно воздух стравили, и он устало вздохнул. Затем с точно таким же пылом, как прессовал до этого, начал хвалить и намекать на всяческие блага от генерал-губернатора. Что не могло не радовать.

Наконец-то, промурыжив почти сутки, меня оставили в покое и отпустили в гостиницу. Правда, дозволения отбыть в Топинск не дали, а приказали ждать аудиенции у генерал-губернатора. Все мои вопросы о Нартове натыкались на глухую стену молчания, а под конец мне намекнули на то, что о профессоре нужно забыть. Навсегда.

Для начала я посетил больницу, где узнал, что Евсея стабилизировали, но в норму он придет еще не скоро даже с его звериным здоровьем – профессор неслабо поломал моего напарника, и не только обычным, но еще и каким-то энергетическим способом.

В гостиничном номере меня ждала неожиданно большая кипа корреспонденции. Первое же письмо основательно испортило начавшее подниматься настроение. Это были рекомендации от омских докторов. Набралось шесть писем от солидных людей. В конце было вскрыто послание от некоего адвоката Елистратова, который просил меня как можно скорее прибыть в его контору по безотлагательному делу. Какое именно это дело, он не уточнял.

Как оказалось, это был еще один привет от канувшего в жандармских застенках профессора, что окончательно загнало меня в депрессию.

– Игнат Дормидонтович Силаев? – встал мне навстречу адвокат, когда секретарь проводил меня в его кабинет.

Внешне он был больше похож на купца, чем на адвоката: бородатый, с изрядным брюшком и немного крикливо одетый. Хотя в провинциальном Омске, скорее всего, именно так должен выглядеть солидный человек. При этом глаза выдавали в нем зубастую акулу юриспруденции. Куда уж там моему корешу Даве.

– Так точно, а вы господин Елистратов?

– Да, – поклонился адвокат. Его цепкий взгляд не пропустил моего усталого вида, и он начал с извинений: – Простите, что так срочно вызвал вас к себе, но дело не терпит отлагательств.

– Какое дело? – без особого интереса спросил я.

– Продажа вашего с господином Нартовым патента на вулканический каучук. Промышленник Лесков передал свое предварительное согласие на выкуп всех прав на патент за сто тысяч рублей.