Танковый погром 1941 года - Владимир Бешанов

Оперативная внезапность германского нападения к вечеру 22 июня перестала быть таковой, и дальше надо было просто принимать решения, соответствующие сложившейся обстановке. И вот вечером первого дня войны советские войска получили директиву №-3, которая предусматривала переход войск всех фронтов в наступление с целью разгрома группировок противника в районах Сувалок и Люблина. Советское руководство и военное командование плохо представляет себе ситуацию на фронте, но они уже давно не могли оперировать никакими другими категориями, кроме наступательных. К тому же оборонительных планов не существовало. Поэтому в действие вступает план «Гроза», который на деле устарел одновременно с падением первой немецкой бомбы. Вследствие этого поспешно подготовленные контрудары без учета состояния своих войск, без информации о силах противника и направлении его главных ударов, без авиационного прикрытия привели лишь к значительным потерям, но практически не повлияли на развитие операций ударных германских группировок.

Другим неизбежным следствием «внезапности» стала неготовность Красной Армии к отражению агрессии в смысле отсутствия инженерного обеспечения и оборонительного вооружения, необученности личного состава ведению борьбы с танками, созданию оборонительных рубежей. К этому привели перекосы в военном строительстве и в мозгах, запудренных лозунгами о «самой наступающей из всех армий».

Дело дошло до того, что 6 июля 1941 года Ставке Верховного Главнокомандования пришлось давать войскам указания по наиболее целесообразным способам борьбы с танками. В этом документе до командиров доводилось, что средства противотанковой обороны нужно не распылять, а концентрировать для борьбы с танками на важнейших направлениях. Приказывалось в полках и батальонах создавать истребительные роты и команды по уничтожению танков, вооруженные соответствующими средствами — гранатами, бутылками с горючей смесью, противотанковыми минами. От командиров соединений и частей требовалось оставлять в своем распоряжении резервные подразделения с противотанковой артиллерией, гранатами и пулеметами, которые могли бы быстрым маневром восстанавливать фронт на угрожаемом направлении и отрезать танки противника от мотопехоты.

Вообще, идея иметь в бою под рукой резерв принадлежит Юлию Цезарю, и странно, что об этом приходится напоминать командующим армиями. Наконец, Ставка дала указание (!) об использовании инженерных заграждений. Загвоздка состояла лишь в том, что их практически не было в войсках; не хватало противотанковых гранат, не было мин, отсутствовала колючая проволока и даже лопаты. Можно ли создать прочную оборону, копая укрытия касками, как это делали, к примеру, солдаты Федюнинского?

Первыми, как всегда, зашагали в ногу со временем политотдельцы и пропагандисты, сочиняя для действующей армии новые лозунги:

«Ко всему готовым будь, окопаться не забудь»,

«В землю заройся — бомбы не бойся»,

«Кто не окопается, тот пуль нахватается»,

«Отрывай траншею по шею»,

«Цел Миша: спасла ниша»…

Все остальное фронт начал получать лишь осенью, когда окончательно стало ясно, что вырвать стратегическую инициативу у немцев не удалось. После специального постановления СНК СССР от 6 августа «О поставке средств инженерного вооружения в 1941 году» в кратчайшие сроки были разработаны и запущены в массовое производство противотанковые мины ЯМ-5 и ТМ-41, противопехотная мина натяжного действия ПОМЗ-2, противотанковые гранаты РПГ-40 и РПГ-41.

Как образно выразился тогдашний нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, «…государственная машина, направленная по рельсам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов. Последствия этого пришлось исправлять на ходу ценою больших жертв».

С первых дней войны стали сказываться и последствия массовых репрессий, депортаций и других акций по истреблению «вредных насекомых», проводимых Советской властью во вновь присоединенных республиках. В донесениях политотделов сообщается о массовом дезертирстве из частей призывников из западных областей Украины и Белоруссии. Эти призывники, организуясь в вооруженные отряды, нападали на тылы, штабы и подразделения Красной Армии или целыми подразделениями переходили на сторону немцев.

«В городе Львове членами украинской националистической организации поднята паника — организовано нападение на тюрьму, откуда выпущены политические заключенные. Этими же оуновцами повреждена связь между частями 6-й армии и управлением фронта…» На деле жители города подняли натуральное восстание накануне отступления из Львова советских войск. Повстанцам удалось освободить заключенных из городской тюрьмы, которым грозила неминуемая гибель. НКВД предписывалось уничтожать политических заключенных, если их нельзя было эвакуировать.

Впрочем, доблестный наркомат настолько интенсивно занимался этим еще в мирное время в процессе «советизации» западных территорий, что это поразило даже немцев и стало достоянием мировой общественности. Однако даже прижатая к стенке изобличающими фактами Коммунистическая партия ни тогда, ни потом не призналась в совершенных преступлениях.

«За последние дни германская пропаганда публикует сообщения о том, что якобы в Каунасе, Львове и в некоторых других оккупированных немцами советских городах обнаружены человеческие трупы, на которых видны следы пыток. Было бы нелепо опровергать этот очередной бред фашистских «официальных сообщений», ибо всему миру известно, что советским органам в принципе враждебны гитлеровские методы расправы с местным населением, так широко практикующиеся гестапо и немецкой военщиной. Следует сказать только, что публикацией подобных фальшивок немецкая пропаганда выдала способы изготовления своих «официальных сообщений»… Что же касается сфабрикованных немцами фотоснимков с изображением трупов, то известно, что всюду, где появляется гестапо, нет недостатка в изуродованных трупах. Сфотографировать же результаты собственной «работы» не составляет особого труда» (сообщение Советского информбюро от 8 июля 1941 года).

Не вижу особенно большой разницы между гестапо и НКВД, но, видимо, жители Львова и Каунаса не сомневались в вопросе, результаты чьей именно «работы» находили они в тюремных дворах и подвалах. Вот и Гальдер в эти дни записал: «В Каунасе в наши руки попали в полной сохранности большие продовольственные склады и предприятия пищевой промышленности. Они находились под охраной литовских отрядов самообороны».

Итак, Красная Армия отступает, а в спину ей стреляют «счастливые» литовцы и «счастливые» украинцы. Бегут на восток посаженные новой властью в руководящие кресла Швондеры. Сводки Управления политпропаганды ложатся на стол товарищу Мехлису:

«Со стороны ряда работников местных партийных и советских организаций, а также милиции и НКВД вместо помощи частям в борьбе с диверсантами и националистическими группами отмечаются факты панического бегства с оставлением до эвакуации районов, сел и предприятий на произвол судьбы…»;

«Руководящие работники Гродненского, Новоград-Волынского, Коростеньского, Тарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи…»;