Предательство Борна - Роберт Ладлэм

– Если ты заметил в моем поведении что-то странное, уверен, это является следствием стресса нынешней ситуации. Но если я в чем-то и преуспел, так это в умении разделять свою жизнь на несообщающиеся отсеки. Уверяю тебя, прошлое тут ни при чем.

Наступило молчание. Карима не покидало ощущение, что вокруг него бродит очень опасный хищник – так близко, что он чувствует исходящий от него резкий запах.

Наконец Батт кивнул:

– В таком случае, Мартин, на том и остановимся. – Встав, он протянул руку: – Я рад, что мы с тобой поговорили по душам.

Выходя из зала, Карим радовался, что подбросил убедительные улики относительно личности «предателя». В противном случае Батт в самом ближайшем времени вонзил бы зубы ему в загривок.

– Привет, Александр. Соскучился, мой хороший мальчик!

Сорайя, с тяжелой холщовой сумкой через плечо, возвратилась в тайник, в котором оставила Борна. В свете керосиновой лампы, которую она принесла, молодая женщина увидела Борна не мертвым, но потерявшим сознание от потери крови. Бульдог неподвижно сидел рядом с топчаном. Его влажные черные глаза искали лицо хозяйки, словно моля о помощи.

– Все хорошо, – сказала Сорайя, обращаясь к Борну и собаке. – Я уже вернулась.

Она достала из сумки всякую всячину, полученную от доктора Павлиной: пластиковые мешочки, заполненные разными жидкостями. Пощупав Борну лоб, Сорайя убедилась в том, что у него не началась лихорадка, после чего мысленно повторила порядок действий, который врач заставила ее заучить наизусть.

Вскрыв упаковку, молодая женщина достала иглу и воткнула ее в вену на тыльной стороне левой руки Борна. Подсоединив капельницу, она вставила первый пакетик с жидкостью, содержащей два сильных антибиотика. Затем она сняла импровизированную повязку, насквозь пропитавшуюся кровью, и промыла рану обильным количеством стерильного физиологического раствора. Как сказала ей доктор Павлина, антисептик в данном случае лишь замедлит процесс заживления раны.

Подставив лампу ближе, Сорайя обследовала рану на предмет наличия посторонних тел – нитей, кусочков ткани и тому подобного. К счастью, ничего такого не оказалось. Однако на краях раны была омертвелая ткань, которую молодой женщине пришлось срезать хирургическими ножницами.

Затем, взяв крохотную изогнутую иглу за кончик, Сорайя проткнула кожу, протягивая нейлоновую нить. Очень осторожно она соединила края раны прямым стежком, как ей показала доктор Павлина. Нежно, очень нежно, следя за тем, чтобы не стягивать кожу слишком туго, что увеличило бы риск инфекции. Покончив с этим, Сорайя завязала последний стежок и отрезала лишнюю нить. И наконец наложила на свое рукоделие стерильную марлевую повязку, затем перебинтовала рану, закрепляя повязку.

К этому времени мешочек с антибиотиками уже почти опустел. Отсоединив его, Сорайя закрепила на его место мешочек с питательным раствором.

Через час Борн заснул спокойным сном. Еще через час он начал приходить в себя.

У него открылись глаза.

Склонившись над ним, Сорайя улыбнулась.

– Ты знаешь, где находишься?

– Ты вернулась, – прошептал он.

– Я же сказала, что вернусь, разве не так?

– А Фади?

– Не знаю. Я застрелила одного милиционера, но больше никого не видела. Полагаю, поиски прекращены.

Борн на мгновение закрыл глаза.

– Я помню, Сорайя, я все помню.

Она покачала головой.

– Сейчас тебе нужно отдохнуть. Поговорим потом.

– Нет. – У него на лице появилась мрачная сосредоточенность. – Нам нужно поговорить. Прямо сейчас.

Что с ним произошло? Очнувшись, он сразу же почувствовал себя другим человеком, как будто его рассудок освободился из тисков. Казалось, он вырвался из узкой теснины, заполненной дымкой голосов, принуждающих его к чему-то, из ловушки, в которой существовал все это время. Тупая головная боль прошла. Борн отчетливо вспомнил слова доктора Сандерленда о том, как образуются воспоминания, как аномальная мозговая активность, вызванная травмой или чрезвычайными условиями, может повлиять на их создание и воспроизведение.

– Впервые я понял, насколько глупой была сама мысль освободить Севика из застенков «Тифона», – начал он. – Имелись и другие странности. Например, в момент побега Фади меня буквально ослепила и парализовала нестерпимая головная боль.

– Тогда был убит Тим.

– Да. – Борн попытался было сесть, но поморщился от боли.

Сорайя подсела к нему.

– Не надо, лежи.

Он был неумолим.

– Помоги мне сесть.

– Джейсон…

– Помоги, кому говорю! – резко произнес Борн.

Она подхватила его под мышки, помогла усесться на настиле спиной к стене.

– И все эти голоса, нашептывавшие принуждения, заводили меня в крайне опасные ситуации, – продолжал Борн. – Причем во всех случаях мое странное поведение шло на пользу Фади.

– Несомненно, речь идет о случайных совпадениях, – уверенно заявила Сорайя.

Его усмешка была пронизана болью.

– Сорайя, уж если жизнь и научила меня чему-то, то это тому, что случайные совпадения, скорее всего, свидетельствуют о четко продуманном плане.

Сорайя негромко рассмеялась:

– В тебе начинает говорить мания преследования.

– Можно со всей определенностью считать, что именно моя мания преследования помогла мне остаться в живых. – Борн повернулся, устраиваясь поудобнее. – А что, если в моих предположениях что-то есть?

Сорайя скрестила руки на груди:

– Что, например?

– Ну хорошо, давай начнем с предположения, что все эти случайные совпадения, как ты их называешь, на самом деле являются частью плана. Как я уже говорил, все они определенно сыграли Фади на руку.

– Продолжай.

– Головные боли начались после того, как я побывал у доктора Сандерленда, специалиста по проблемам памяти, которого посоветовал мне Мартин.

Сорайя нахмурилась. Внезапно слова Борна перестали казаться ей забавными.

– Когда ты к нему обращался?

– Меня сводили с ума обрывки воспоминаний о моем предыдущем пребывании здесь, в Одессе. Но тогда я не знал даже, что это была Одесса, не говоря уж о том, что я понятия не имел, чем здесь занимался.

– Но как твои воспоминания могут быть частью плана, составленного Фади?

– Не знаю, – согласился Борн.

– Этого не может быть. – Сорайя поймала себя на том, что выступает против Борна.

Он махнул рукой.

– Давай пока оставим это. Когда я спас Мартина, он мне сказал, что я должен приехать сюда – во что бы то ни стало – и разыскать человека по фамилии Лермонтов, который, по его словам, являлся казначеем «Дуджи». Мартин рассуждал, что, если я ликвидирую Лермонтова, финансовая река, питающая «Дуджу», иссякнет.