Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

хорошим, что послал одну бочку своему дяде, графу де Наварклес.

– Надеюсь, ему тоже понравится, – откликнулся Уго с полным ртом.

– Рожеру Пучу нужно больше вина этого сорта, вила…

– Вилаторта, – подсказал Уго.

– Точно, вилаторта. Все, что у тебя есть. Ему нужно всё.

– Ничего нет. Мы собрали урожай чуть больше месяца назад, твоему господину придется подождать. – (Одноглазый нахмурился.) – Я все продал, поверь. Качество этого вина во многом зависит от старения в бочках. Нынешнему урожаю нужно постоять два или три года, только тогда оно приобретет тот вкус, который так понравился твоему господину. Такова мать-природа…

– Ну ладно, ладно, – неохотно согласился одноглазый. – А еще хозяин хочет, чтобы ты работал на него.

Уго подавился куском мяса и закашлялся. Подбежала Барча, похлопала его по спине. Слуга Пуча продолжил как ни в чем не бывало:

– Андрес Бенет очень хорошо о тебе отзывается. Говорит, в тебе что-то есть, особое чутье на вино.

Сделав это заявление, одноглазый приложился к своему стакану, подержал напиток во рту и только потом проглотил – с удивлением, как будто сомневаясь в особых качествах, которые приписывают Уго.

– Тебе не нравится? – спросил винодел.

Парень уже успел прийти в себя и теперь старался увести разговор в сторону, чтобы обдумать переданное Матео предложение. Работать на Рожера Пуча – это что-то неслыханное.

Гость неодобрительно поморщился.

– Именно это вино так нахваливает твой господин, – соврал Уго.

– Именно это?

– Да. Налей ему еще, – добавил Уго через несколько секунд.

Матео сделал еще один долгий глоток, однако на сей раз лицо его выражало не отвращение, а удовольствие, как будто до этого он ошибся в суждении. Уго спрятал улыбку. Лицемер! Он ведь пьет самое обычное вино.

– Ну вот, это самое и было нужно моему господину. Твоя вила…

– Вилаторта, – еще раз подсказал Уго.

– Не думаю, что ему понравится ждать два года, – заметил Матео. Уго развел руками: ничего не поделаешь. – А еще моему хозяину угодно, чтобы ты стал его виночерпием, чтобы ты добывал для его погреба лучшее вино со всей Каталонии – да и со всего королевства, если потребуется.

– Я не думаю… – промямлил Уго. Одноглазый и бровью не повел. – Не думаю, что смогу согласиться. У меня столько работы здесь…

– Завтра явишься во дворец и приступишь к обязанностям виночерпия, – перебил Матео, уже поднимаясь из-за стола.

– Я сказал…

– Завтра.

– Может быть, ты не расслышал?

Одноглазый навис над столом:

– Если кто здесь что и не расслышал, так это ты. Рожеру Пучу угодно, чтобы ты стал его виночерпием, а приказы моего господина не только исполняются – за них еще и благодарят, особенно если речь идет о таком нищеброде, как ты.

«Нищеброд». Так его когда-то оскорбили на верфях. Тогда Рожер Пуч стоял прямо перед Уго – багровый и трясущийся от ярости. «Безбородый», – добавил тогда виконт де Рокаберти. «Безбородый нищеброд». Теперь у Уго была густая борода, благодаря которой его не узнал слуга – и кто знает, может быть, не узнает и хозяин. В тот день на королевской верфи Уго последовал совету Арнау Эстаньола: он ни перед кем не склонился, он был готов к борьбе. Позже, на берегу, ему сказали, что неплохо бы еще знать, как этого добиться. А сейчас Уго сознавал, что до сих пор не постиг науку.

– Я не хотел бы… Мне вовсе не хочется расстраивать твоего господина, но ему бы следовало понять…

– Что ему следовало? – Матео ударил кулаком по столу. Кувшины и плошки подпрыгнули, вино и мясо с подливкой выплеснулись на стол. Уго вскочил, его тоже охватила ярость. – Рожеру Пучу нечего понимать в делах какого-то грязного крестьянина! Завтра чтоб был во дворце, не то пеняй на себя, – отчеканил слуга.

Уго отвел взгляд от единственного оставшегося у Матео глаза.

– Завтра! – рявкнул тот, уходя прочь.

Если он согласится, то окажется рядом с Рожером Пучем и, быть может, сумеет отомстить. Кто угодно на месте Уго обрадовался бы возможности, которую предоставлял враг, но на его попечении оставались целых два виноградника. Тем же вечером Уго обсуждал новости с Раймундо.

– Мы снова оказались в том же положении, как и после смерти короля Педро и прихода его сына Хуана, – вздохнул обращенный еврей. – Разница только в том, что новый король, Мартин, пребывает на Сицилии, а заправляет делами его супруга, королева Мария. Уже арестовали и бросили в тюрьму большинство советников покойного Хуана.

– Так, значит, Пучей тоже скоро арестуют! – обрадовался Уго.

– Нет. Только не Пучей, – охладил его пыл меняла. – И граф де Наварклес, и его племянник Рожер Пуч сопровождали нынешнего короля Мартина на войне с мятежными сицилийцами. Они помогали Мартину и лично, и деньгами все эти годы, пока он бился за возможность посадить на сицилийский престол своего сына и невестку. Рожер с дядей действительно были советниками короля Хуана, но и Мартин их очень высоко ценит. Ходят слухи, что по возвращении с Сицилии Мартин намерен осыпать Рожера титулами и привилегиями. Последний доставил королеве Марии несколько писем, и можно предположить, что в одном из них монарх дал четкие инструкции в отношении Рожера: уже на следующий день королева подарила ему дворец, это недалеко отсюда, на улице Маркет, рядом с Малым дворцом, где проживает сама Мария. Кажется, она желает иметь Рожера при себе.

– И каков он, наш новый монарх? – спросил Уго.

– Мартин? – Раймундо покачал головой. – Он низенький, коротконогий и тучный – прямо засыпает на ходу. Говорят, он справедлив, но меня, выкреста, больше беспокоит его религиозность: его называют Церковником, Мартином Церковником. Он ходит к мессе по три раза на дню, живет в окружении монахов. Будущее не сулит ничего хорошего нам, обращенным, а уж тем из нас, кто не отрекся от веры, – и подавно.

Уго подумал о Рехине.

– Дела их все хуже, – заметил он как будто про себя.

– Чьи дела?

– Иудеев.

– Да. – Мужчины помолчали. От меняльного стола разило гнилью. – Как ты намерен поступить? – спросил наконец Раймундо.

– С чем? – Уго продолжал думать о Рехине.

– С Рожером Пучем.

– Я могу отказаться от должности виночерпия?

– Я бы тебе не советовал.

Раймундо помнил, как вели себя Рожер Пуч и граф де Наварклес при казни Арнау Эстаньола. В тот день после кончины Педро Церемонного еврей находился на площади и все наблюдал собственными глазами.

– Я ненавижу этого… – Уго поискал подходящее выражение и остановился на самом незамысловатом: – Сукина сына.

– Но ты уже понимаешь, каков его характер: Пуч всегда был спесив, а теперь, после войны на Сицилии, спеси в нем только прибавилось. Если ты откажешься, последствия