Искушение страстью - Сара Маклейн

– Полагаю, что я связалась с человеком, мне равным, – заявила Хэтти, чувствуя нарастающее возбуждение. – В конце концов, ведь мне удалось блокировать всех портовых рабочих отсюда до Уоппинга, чего не делал никто из твоих конкурентов. Считаешь, у тебя есть другой выход?

Уит некоторое время молчал.

– Ты гордишься собой, воительница?

Хэтти довольно ухмыльнулась.

– По правде говоря, да. Ты не можешь не признать, что это был эффектный шаг.

Уит не ответил, но уголки его губ дернулись, и Хэтти немедленно захотелось броситься в его объятия и поцеловать, несмотря на их вражду.

Чтобы справиться с этим желанием, она сменила тему:

– Знаешь, почему на носах всех судов устанавливают фигуры?

– Не знаю.

Хэтти улыбнулась и подняла фонарь.

– Люди по всему миру делают это со времен первых мореплавателей. Римляне, викинги, греки. Во всех культурах мореплаватели строили суда с носовыми фигурами. – Ее глаза стали задумчивыми. – Древние северяне верили, что фигура на носу – материализованная судьба. На больших кораблях их могло быть много – восемь или десять. Они уменьшали грузоподъемность и занимали место. Они предназначались для защиты от любой опасности, подстерегающей человека в море: одна – от штиля, другая – от шторма, третья – от сильного ветра. На борту вспыхнула чума? Значит, на палубе не было соответствующей фигуры.

Уит молчал.

– Когда начинался шторм, моряки спешили задраить люки и убрать паруса. Но были специальные члены экипажа, обязанностью которых была замена носовой фигуры. От них зависела защита от любого зла. Кстати, фигуры должны были привести моряков в рай, если спастись им все-таки не удалось. – Она внимательно наблюдала за Уитом. – Считалось, что, если судно затонуло без носовой фигуры, погибшие моряки будут вечно скитаться по морю.

Хэтти замолчала. Его глаза сверкали в темноте.

– Продолжай.

Этот мужчина всегда ее слушал. Он мог заставить ее почувствовать себя единственной женщиной на свете.

– А знаешь, те фигуры, которые встречают шторма, и те, которые опекают моряков после смерти, всегда женщины.

Она взглянула на черную воду. Отлив продолжался. Стоявшие у причалов суда медленно опускались на илистое дно.

– Когда я была моложе, мне всегда казалось странным: с одной стороны, женщина на корабле – к несчастью, а с другой – на каждом корабле всегда есть полдюжины женских фигур в трюме, готовых встретить шторм. – Она замолчала, вспоминая морские мифы, которые рассказывал ей отец.

– Только когда ты была моложе?

Она не отвела глаз.

– Да. Теперь я понимаю, что все рассказы о том, что женщина может принести несчастье кораблю – выдумки людей, которые не хотят позволить женщинам жить так, как они хотят.

Уит кивнул.

– Расскажи.

– Это просто истории, созданные, чтобы убедить молодых людей уходить в море, не боясь отдать ему свои жизни. Легенды передаются из уст в уста, из поколения в поколения, и когда люди все-таки встречаются со смертью, представляется, что это было неизбежно и к тому же не так страшно, потому что они подсознательно этого ждали.

– И что?

– Мы верим в мифы и легенды, особенно если кажется, что они не могут быть правдой. – Она начала спускаться по трапу к нему. Уит не шевелился. Хэтти остановилась на нижней ступеньке. Теперь они смотрели друг другу в глаза. – Ночью в порту удивительно тихо. Слышится только плеск воды.

– Еще одна история?

– Эта история сделала меня королевой. Подумать только, я – женщина, укротившая Зверя.

Глаза Уита потемнели. Тепло янтаря из них исчезло.

– И тебе это нравится.

Да, но только если рядом будет он, ее король.

Она отмахнулась от неуместной мысли. Сейчас не время для сказок.

– Если ты откажешься от этих судов, твой трюм будет разгружен сегодня же ночью, как планировалось. А если нет…

– Это шантаж, – проговорил Уит.

– Вовсе нет. Это переговоры между конкурентами.

– Ах, вот как ты это называешь. – Хэтти поняла, что если протянет руку, то сможет его коснуться. Но Уита, похоже, такое развитие событий не интересовало.

Она отбросила эту мысль, чтобы не расстраиваться, и продолжила:

– Если тебя не интересуют переговоры, у меня есть предложение.

– Я слушаю.

– Ты обладаешь авторитетом и властью в Ковент-Гардене. Сегодня я доказала, что обладаю властью в порту.

– Партнерство? – спросил Уит.

– Да. – Хэтти кивнула. – Бизнес.

– Без лжи и обмана, – сказал Уит.

– По крайней мере, с моей стороны – да, – ответила Хэтти. Ей нравилось, как двигались его губы. Ей нравился он. Жаль, что она не могла предложить ему более масштабное партнерство, при котором они бы проводили вместе и дни, и ночи.

Как жаль, что он не может ее любить.

Уит достал из кармана часы, задумчиво посмотрел поочередно на два металлических диска и убрал их обратно в карман. Он обратил взгляд в сторону, переступил с ноги на ногу, и Хэтти показалось, что он вот-вот уйдет. Но он не ушел. Вместо этого он глубоко вздохнул, медленно выдохнул и заговорил. Было очевидно, что слова даются ему с трудом.

– Я родился в Саутуарке, в больнице Святого Томаса.

Хэтти замерла. Его слова привели ее в состояние шока. Больница Святого Томаса – родильный дом для незамужних матерей, ужасное место. Большинство рожденных там детей отправлялись в сиротские приюты по всему городу. Их матерей убеждали в том, что растить ребенка одной – значит заклеймить его позором на всю жизнь.

Как будто сиротский приют лучше, чем родной дом, пусть даже очень бедный. Как будто подобное заведение лучше, чем семья.

– Сейвор, – прошептала она, не сдержавшись.

«Никогда не называй меня так».

Вспомнив его гнев, Хэтти сразу добавила:

– Прости, я не хотела…

– Ничего страшного. – Уит усмехнулся. – Ты права. Меня назвали в честь человека, основавшего больницу, где я родился. Это была плата моей матери за койку. Таких, как я, сотни. Тысячи.

Хэтти нестерпимо хотелось обнять его, но она точно знала: он не позволит.

– Как звали твою маму?

– Мария. – Он смотрел мимо нее на темную воду, где полдюжины гребных лодок прокладывали себе путь в темноте и тумане. Поставленные на них фонари превращали их в плавучие тучи. – Мария де Сантибаньес. Я уже двадцать лет не произносил это имя вслух. – Он вздохнул. – Она говорила мне, что ее назвали в честь древней родственницы, которая была фрейлиной королевы. – В его голосе появились нотки презрения. – Как будто это что-то значило.