Наши дети. Азбука семьи - Диана Машкова

– Я думал, подарок остался лишний! – возмущался Гоша. – А раз лишний, значит, ничей. И забрал себе. Зачем добру пропадать?!

– Гоша, – у меня уже не было сил начинать сначала, – в семье не бывает, чтобы «лишний» или «ничей». Здесь все чье-то. Ты понимаешь?

– Да.

– Это в детском доме что-то может остаться лишнее, а значит, ничье. У нас в стране, к сожалению, так относятся к государственному имуществу. Но ни одна разумная семья не будет разбрасываться ресурсами. Хотя еще раз тебе повторю – главный ресурс в жизни это отношения!

– Я по-о-онял.

Пришлось мне срочно выдумывать новый подарок для Нэллы – благо дома была новая книга «Главные правила жизни» и бутылка хорошего вина. А Гоше предстояло вновь компенсировать украденное.

Но зато с тех пор он навсегда запомнил мои слова о том, что нам не жалко украденных денег и вещей, а жалко разрушенных отношений. Потом не раз, когда выступал перед кандидатами в приемные родители в ШПР – это тоже был один из новых элементов, которые мы с детьми привнесли в фонд: встречи не только с состоявшимися приемными родителями, но и с самими старшими приемными подростками, – повторял их слушателям.

Постепенно научился держать себя в руках и спрашивать разрешения. Больше ни деньги, ни вещи в доме не пропадали. А вот с враньем до сих пор есть сложности. Примитивный способ самозащиты «соврал, и отстали» порой срабатывает еще до того момента, как включается мозг. Но я не теряю надежды.

Серьезную роль в изменении поведения ребенка играет изменение среды, в которой он живет. Но эти перемены не бывают моментальными. Требуется немало времени, чтобы прежние «плохие» поведенческие технологии заменились «хорошими».

Любимые подростки

Что бы между нами с Гошей не было, но вопреки пророчествам специалиста опеки, он ни разу не думал о том, чтобы вернуться в детский дом. Порой, конечно, злился на нас с Денисом, вопил: «Аааааааа, надоели! Скорее бы мне восемнадцать, дадут квартиру, и я свободен!» Но через полчаса вдруг снова талдычил свое любимое: «Не думайте, я с вами до двадцати пяти лет буду жить».

Иногда мы с мужем, утомленные приключениями, не могли справиться со своими чувствами – уж очень часто Гоша вел себя как инопланетянин, попавший к нам с чужой планеты. В одно из таких мгновений родительского отчаяния у Дениса родилась подпольная кличка для Гоши – «румын». Да простят нас представители этой прекрасной нации. Хотя, по сути, она просто подчеркивала этническую принадлежность Гоши – его отец был молдаванином. В ответ Гоша стал называть Дениса «батюшкой».

Так они и пикировались друг с другом.

Чем дальше, тем больше мы все привыкали шутить. Юмор отлично снимает напряжение, уже не смотришь на проблемы слишком серьезно. Тем более Гоша – удивительный человек, который всегда готов похохотать не только над другими, но и над самим собой. Редкое и прекрасное качество – самоирония – это его второе «я».

– Гоша, это в Румынии так моют полы? – возмущался Денис после каждой уборки. – Иди-ка, мой друг, сюда.

«Что прикажете, батюшка?!» – ерничал Гоша, когда у него было игривое настроение.

«Ааааааа, – орал он в другие дни, – задолбаааааалиииии! Ненавижу полыыыы!»

«Гоша, это что за уничтоженное блюдо румынской кухни?!» – кричал Денис, обнаружив в мусорном ведре очередной неудавшийся кекс – результат ночных бдений Гоши.

«Господууу помоооолимся», – пел в ответ наш безудержный «румын» в хорошем расположении духа.

«Это все ваша тупая духовка!» – вопил он, если был не в настроении.

«Только румын может поставить компьютер на плиту, когда печет блины!» – негодовал Денис, уставший добывать и чинить технику для всех неандертальцев, живших в нашей квартире.

«Помиииилуууууйте, бааатюююшкаааа!» – Гоша падал на колени и стучал лбом об пол…

Первые годы в семье Гоша много чудил. Не со зла и без всякого дурного намерения – просто потому, что не знал, как живут люди в домах и в квартирах. Мир его детства, ограниченный стенами детского дома, в котором еда, вещи, прочие материальные блага появлялись как по волшебству, словно на скатерти-самобранке, не имел ничего общего с реальностью. Здесь любое благо подразумевало усилие. Хочешь поесть? Как минимум открой холодильник, подогрей суп, возьми тарелку, поешь, убери за собой. Хочешь чистую постель? Сними белье, отнеси в ванную комнату, загрузи в стиральную машину, включи ее, потом развесь. Гоше было непонятно, почему так. Какого ляда он обязан заниматься всеми этими унылыми вещами, обслуживая себя. Раньше такого не было! В нашем мире Гоша, с рождения оставленный государству и живший до шестнадцати лет в детском доме, был инопланетянином. И это касалось не только усилий. В принципе всех аспектов жизни в семье, а не в детском доме.

Помню один случай, который заставил меня серьезно поволноваться. В тот день меня пригласили прочесть лекцию о правильной помощи сиротам в РАНХиГС. Нэлла, тогда уже студентка первого курса этого вуза, входила в какой-то актив, который организовывал просветительские мероприятия для преподавателей и студентов. Тема сиротства показалась руководителю проекта интересной, я как спикер – тоже, и была назначена дата. Как назло на этот же вечер неотложные дела случились у всех. У Дениса была поздняя встреча с партнером, у Даши – танцы, Нэлла не могла пропустить лекцию, так как участвовала в ее организации, и вышло так, что оставить Дашу Маленькую можно было только с Гошей. На тот момент он уже был студентом педагогического колледжа. Успел кое-чему научиться.

Мы с ним проговорили все «от и до». Что они с Дашей играют дома. Что он никуда не уходит и младшую сестренку одну ни в коем случае не оставляет. Что занимать Дашу нужно будет целых три часа – потом я вернусь. Что когда он почувствует усталость или раздражение, может поставить ей мультик. Когда они проголодаются, нужно поесть, все готово, ужин стоит на плите. К тому времени Гоша уже перестал заниматься рукоприкладством. Но мог в моменты раздражения прикрикнуть на Дашу, резко ее осадить. Поэтому важно было отловить чувство усталости заранее, чтобы не допустить неадекватной реакции подростка на маленького ребенка. Мне казалось, мы все предусмотрели. Однако…

Когда я вернулась, как обещала, через три часа, дверь в доме была открыта, но ни в одном окне не горел свет.

– Го-о-оша, – позвала я.

Ответа не была. В доме ни звука, ни шороха.

– Гоша!!! – в уличной одежде и обуви я побежала по этажам: искать их.

Тишина была гробовой.

Может, поднялись в библиотеку на третий этаж? Может, сидят в комнате у Даши Большой? Эти окна выходили на другую сторону. Но детей не оказалось нигде, ни в одной комнате. У меня внутри все похолодело. Миллион жутких картин пронеслись в голове за доли секунды. Если они ушли на улицу, почему Гоша не закрыл дом? У него же есть ключ. Если спрятались, то это идиотская шутка, он мог бы уже это знать. Я стала проверять, на месте ли их одежда. Шапка и шарф ребенка лежали на месте, куртка тоже. Зато Гошиной куртки не было, как и ботинок. Обувь Даши тоже исчезла. Он что, увел ее на улицу зимой без верхней одежды?!