Пучина боли - Джайлс Блант

Кардинал стал звонить в Манчестерский центр. В управлении кадров ему смогли только назвать годы, когда Белл работал в центре; председатель комиссии по врачебной практике и стандартам отказался ему что-либо сообщать без британского ордера, а главный психиатр не стал ему перезванивать.

Кардинал знал, что между теми, кто ставит больным диагноз, и теми, кто за ними действительно ухаживает, часто бывают напряженные, если не открыто враждебные отношения. Поэтому следующий его звонок был адресован главе службы медсестер.

Сотрудникам полиции Онтарио, как правило, не разрешается собирать информацию, откровенно прибегая к разного рода уловкам, но Кардинал был до такой степени взвинчен, что подумал об этом лишь мимолетно, хотя обычно он куда строже придерживался установленных правил.

Службу медсестер в Манчестерском центре возглавляла женщина по имени Клэр Уайтстоун; у нее был мужеподобный голос, и она всем своим тоном показывала, что у нее есть пятнадцать других дел, которые она предпочла бы беседе с каким-то Джорджем Бекером, заместителем начальника службы медсестер психиатрической больницы Алгонкин-Бей.

— Алгонкин-Бей, — проговорила сестра Уайтстоун. — Похоже на какое-то место, где то и дело натыкаешься на всякие иглу и полярных медведей.

— Медведи и индейцы, — уточнил Кардинал. — Иглу у нас тут нет.

— Чем я могу вам помочь?

— У нас тут возникла одна серьезная проблема, и мне требуется помощь ваших сотрудников. Нужна некая информация. А ваши администраторы, ваши врачи… Это как разговаривать с кирпичной стеной.

— Сочувствия вы от меня не дождетесь, дружище. Я сама каждый божий день бьюсь головой в эти самые стены. Это просто проклятие всей моей несчастной жизни. В чем ваша проблема?

— Мне нужны данные о психиатре, который когда-то с вами работал. У него были разногласия с предыдущим работодателем по поводу выписывания чрезмерного количества лекарств.

— Я уже знаю, о ком вы говорите. Если вам нужны грязные сплетни насчет доктора Белла, я вам их пересказать не смогу. Знаете ли, несмотря на всю шумиху вокруг Шипмена, никуда не делись всевозможные правила по поводу распространения дисциплинарных записей. Это может быть сделано, но не быстро и не через меня. Вам надо обратиться в…

— …в Государственную службу здравоохранения. Я понимаю.

— Они не станут вам ничего сообщать по телефону, как и я не стану. Полагаю, у вас в стране существуют законы о диффамации и клевете?

— Да, конечно.

— Тогда вы поймете, почему я не могу сообщить вам никаких негативных сведений об этом замечательном, замечательном человеке, об этом вдохновенном психиатре, об этом светоче, который сияет нам всем.

У Кардинала возникло четкое ощущение, что она была бы не против сообщить такие сведения. У него был заранее приготовлен ответ.

— Мы собираемся затребовать все записи о нем, какие существуют в этом мире, — проговорил он. — Но, как вы и сказали, это дело долгое. А между тем у нас здесь умирают люди, и вы могли бы помочь нам сэкономить много времени и энергии, в буквальном смысле спасти жизни.

— Да перестаньте, мистер Бекер. У нас тут не хватает рук, сегодня был просто безумный день, а у меня ведь скоро еще одна смена.

— Выражусь предельно просто. У нас создалась следующая ситуация: уровень суицидов подозрительно повысился. И всех этих больных лечил один и тот же психиатр.

— Вам поступают жалобы от пациентов? От их родственников?

— Один из таких родственников хотел избить нашего доктора: я бы счел это жалобой. А одна бывшая пациентка заявляет, что он побуждал ее написать предсмертную записку.

Через спутник до Кардинала донеслось фырканье и его легкое эхо.

— Итак, позвольте мне сформулировать это так: если бы нам удалось получить из вашей службы здравоохранения данные по этому врачу, есть ли вероятность, что они покажут сходную картину? Заметьте, я не называл фамилии никакого врача.

— Замечено и оценено, мистер Бекер. Если здравоохранение когда-нибудь оторвет от стула свою несчастную коллективную задницу и проведет детальное расследование, то оно действительно выявит сходные случаи, которые имели место здесь, у нас.

— Кто-нибудь подозревал преступный умысел?

— Что-то большее, чем просто пренебрежение врачебными обязанностями? Официально — не подозревали. Но, знаете ли, на мой взгляд, когда кто-то прыгает с крыши здания…

— Кто-нибудь прыгал?

— Я не какой-нибудь там несчастный эксперт-криминалист, но я всегда считала, что тот случай — какой-то подозрительный. Имейте в виду, это всего лишь мое мнение. Там действительно была и записка, и все такое, но вы говорили, что он просил писать записки, этот ваш доктор.

— Да. По меньшей мере в двух случаях.

— Мне это не кажется хорошим методом лечения. А вам?

— Мне кажется, это заслуживает дальнейшего расследования.

— Откровенно говоря, мистер Бекер, вы как-то не похожи на медбрата. Собственно, кто вы?

— Я муж. — Слово «вдовец» он произнести не мог. Более того, оно пришло ему в голову уже после того, как он сказал «муж». — Однажды моя жена пошла фотографировать. И в итоге спрыгнула с крыши и разбилась насмерть. Оставила записку.

Возникла кратчайшая пауза.

— Мне печально это слышать, мистер Бекер. У меня нет времени на долгие разговоры. На ваш простой вопрос я могу дать вам простой ответ. Выявило бы расследование определенные сходства между историями болезни наших пациентов и пациентов психиатрической больницы Алгонкин-Бей? Ответ на ваш чисто гипотетический вопрос — абсолютно не гипотетическое «да».

Когда он вернулся в управление, Мэри Флауэр вручила ему пухлый двухслойный конверт, пришедший на его имя.

— Похоже, Джон, для тебя в этом году раньше времени наступило Рождество, — заметила она и тут же покраснела. — Прости. Сморозила глупость, — пробормотала она и отвернулась.

Обратного адреса на конверте не было. Кардинал отнес его на свое рабочее место, открыл, наклонил, и содержимое выскользнуло на стол. Шесть сияющих DVD-дисков.

Диски были в простых белых футлярах с прозрачными пластиковыми оконцами; никаких наклеек, кроме белой полоски на задней стороне, где синей ручкой выведен номер. Цифра 7 была написана по-европейски, наклонный стебель семерки пересекала горизонтальная черточка. Кардинал затолкал диски обратно в конверт, прошел в комнату для заседаний и закрыл за собой дверь.

Здесь имелась тележка с большим телевизором, под которым стоял комбинированный проигрыватель для видеокассет и дисков. На нем просматривали допросы подозреваемых, мероприятия, проведенные на месте преступления, и тому подобное. Кардинал вытащил из конверта один диск и вставил его в устройство.