Крайняя мера - Мартин Стивен

С улицы донесся приглушенный звон церковных колоколов. Значит, наступила полночь. Фокс встал и, не зажигая фонаря, направился к двери. Этот путь он знал наизусть. Внезапно он остановился, услышав снаружи подозрительный шум. Что это может быть? Бродячая собака? Или свист ветра? Фокс подождал несколько минут, но звук не повторился. Тогда он осторожно высунул голову за дверь, чтобы в последний раз осмотреть окрестности. Перед глазами вспыхнул огонек, а в следующую секунду раздался чей-то рев, и Фокс, не успев сообразить, что происходит, получил сильнейший удар дверью, который отбросил его назад в погреб. Он упал на пол, и трое или четверо мужчин стали скручивать ему руки.

— Прочь! — завопил Фокс. — Я выполняю приказ…

Внутренний голос вдруг подсказал, что надо немедленно замолчать. Что-то пошло совсем не так, как задумывалось. По мундирам напавших на него мужчин Фокс сразу узнал людей короля. Они не собирались его убивать, иначе он уже давно был бы мертв. Лорд Сесил не мог допустить, чтобы раскрылось его участие в заговоре… Нет, пока первый советник короля жив, вся власть находится в его руках. Должно быть, произошла какая-то ошибка, и следует держать язык за зубами, пока Сесил не найдет средство вызволить его из беды…

Когда связанного Фокса вынесли из погреба, сэр Томас Ниветт вытер вспотевший лоб, хотя на улице стоял пронизывающий ночной холод.

— Скверное дело, сэр Генри, очень скверное. Вы заметили, как одет этот человек? Сапоги со шпорами, плащ и широкополая шляпа! Он явно собрался в дальний путь. Если бы вы не поторопились с распоряжением начать обыск раньше условленного часа, боюсь, он успел бы удрать! Скверно, очень скверно…

— Всегда рад оказать услугу вам, сэр Томас, его светлости графу Солсбери и его величеству королю, — ответил Генри Грэшем.

Кит Райт лишился сна и каждую ночь завидовал всем, кому не приходилось сталкиваться с подобной проблемой. Вдали от брата ему было очень неуютно. Еще в детстве над ними постоянно подшучивали, так как братья не разлучались ни на минуту. Вот и сейчас он чувствовал себя совершенно потерянным. Будучи человеком набожным и порядочным, Райт проводил половину ночи в молитвах, стоя на коленях на голом полу. Однако молитва не приносила обычного утешения, так как его душу переполнял гнев, вызванный гибелью любимой религии в стране, которую он обожал. Этими чувствами не замедлил воспользоваться Кейтсби. До недавнего времени гнев заглушал угрызения совести, но сейчас, когда до проклятого события оставались считанные дни, а затем и часы, душа Райта разрывалась от жалости к людям, которых дьявольский порох Фокса погребет под обломками.

Оставив тщетные попытки уснуть, он полностью оделся и улегся на походную кровать. Вдруг с улицы донесся шум. Вскочив с кровати, Райт распахнул ставни, и от увиденного зрелища у него остановилось сердце. По улице Стрэнд двигалось целое факельное шествие. Наверняка эти люди идут по его душу! Схватив плащ и пристегнув на ходу шпагу, он открыл настежь дверь своей комнаты. Но шум поднял с постели не только Райта. В коридоре маячила нелепая фигура хозяина дома, облаченная в длинную ночную рубашку с предательскими пятнами пониже спины. Он уже успел открыть дверь и, стоя босыми ногами на полу, высунулся на улицу и с любопытством наблюдал за происходящим. Райт протиснулся в дверь и замер на месте при виде пролетевшего мимо полуодетого, ошалевшего от изумления лорда Монтигла.

— Милорд! Милорд! — увещевал его богато одетый дворянин, пока слуги Монтигла старались в суматохе усадить своего господина на лошадь. — Мы должны немедленно вызвать Нортумберленда! Надо торопиться!

Всех дворян, проживавших на улице Стрэнд, могли среди ночи поднять на ноги лишь по одной причине: заговор разоблачен. Интересно, когда это произошло? Прижимаясь к стенам домов, Райт устремился к таверне «Утка и селезень», где снимал жилье Уинтер. Задыхаясь от быстрого бега, он сообщил ему новость, и Уинтер, не теряя обычного хладнокровия, стал одеваться.

— Отправляйся в Эссекс-Хаус, — приказал он. — Там знают правду, если ее вообще кто-нибудь знает. Если наши опасения подтвердятся, ступай к Перси и передай, чтобы он немедленно уходил. Ведь на документе о сдаче дома в аренду стоит его подпись, и его арестуют первым. Да, выясни, схватили ли Фокса!

— Милорд, он само спокойствие! — сообщил Сесилу следователь после первого допроса задержанного в погребе Джона Джонсона. — Он только назвал свое имя и говорит, что служит у Томаса Перси. Для злодея он ведет себя на удивление спокойно и уверенно.

«Ну почему этот дурак Ниветт начал обыск так рано? Почему?»

Теперь он явился сюда и раздувается от важности.

— Ваш посланник, милорд, к счастью, успел вовремя.

«Какой еще посланник?»

— В самом деле? — произнес Сесил вслух.

— Сэр Генри Грэшем очень торопился сообщить мне об изменениях в плане.

После этих слов пред главным секретарем разверзлась черная бездна.

Заговорщиков по очереди поднимали с постели, и они, с осоловелыми со сна глазами, шли в конюшни, где возбужденные лошади рыли копытом землю и вставали на дыбы, чувствуя нервное напряжение хозяев. Заговорщики поспешно покидали Лондон и, яростно подгоняя лошадей, неслись во весь опор на север той самой дорогой, по которой днем раньше Кейтсби, Бейтс и Джек Райт отправились в Данчерч, где находился трактир «Красный лев». Именно там заговорщики назначили встречу, намереваясь собрать вооруженный конный отряд католиков, который вихрем пронесется по западной части страны, разжигая пламя восстания, под стать тому, что разгорится в Вестминстере. Сейчас их гнал вперед страх, а какой-то инстинкт настойчиво звал к месту запланированной встречи. Фрэнсиса Трэшема никто не предупредил, и не только потому, что он присоединился к заговору последним. Чем дальше становилось расстояние между ним и заговорщиками, тем легче верилось в его виновность, и эта уверенность разрасталась с быстротой черного дымного облака.

Данчерч казался им единственно безопасным местом на земле. Амброз Руквуд вдруг подумал, что если люди когда-либо сложат легенды об этом событии, то самым ярким станет рассказ о его бешеной скачке в Данчерч. Не считая Тома Уинтера, Руквуд покинул Лондон последним. Он позаботился обеспечить всех заговорщиков верховыми лошадьми, но самых лучших приберег для себя и проскакал тридцать миль всего за два часа! Амброз чувствовал, как от изнурительной скачки горит голова и ломит все тело, а собственный пот смешивается с потом лошади. Роберта Кейтса он обогнал перед самым Хайгейтом, а фигуры Перси, Кита Райта, Кейтсби, Джона Райта и Бейтса замаячил и на горизонте уже перед Брикхиллом.

Всадники остановились. Кейтсби выглядел совершенно спокойным, но от его внимания не укрылось состояние, в котором находились Руквуд и Кейтс.

— Прекрасно, Амброз. Ты можешь гордиться своими лошадьми. Но к чему такая спешка?

— Мы разоблачены, а Фокс арестован! — выдохнул Руквуд. Других слов у него не нашлось.

Семеро мужчин застыли в молчании, нарушаемом только тяжелым дыханием лошадей, от которых валил пар. Богатые шарфы, которые Руквуд подарил товарищам, развевались на утреннем ветру. На них был выткан не только крест, но и другие атрибуты мессы. Без шарфа остался только Том Бейтс, так как он был слугой.