Светская львица за одну ночь - Бриди Кларк

Пока Элоиза будет пытаться сотворить чудо, Люси постарается завладеть вниманием Марго Ирвинг и прочих влиятельных модных редакторов, которые согласились провести субботний вечер, оценивая новую коллекцию. А главное — и самое жуткое — она расскажет свою историю. Закупщики и редакторы наверняка почувствуют себя одураченными и захотят в клочья разодрать ее платья, заодно с нею самой. Если “Карлтон-Эллис” потерпит фиаско и общей реакцией будет равнодушие, Меллори опубликует статью, как и намеревалась. Обратной дороги нет.

— Ну что ж, — сказала Люси, стискивая руку Риты. Внезапно она затосковала по Уайету. Он оглядел бы ее с головы до ног, велел держаться прямее, взял за руку, как всегда, когда ей предстояло появиться на публике в обличье Люсии Хейверфорд Эллис. Критика Уайета довела бы большинство женщин до белого каления, но рядом с ним Люси чувствовала необычайную уверенность, сознавая, что ни один пустяк не ускользнул от его бдительного ока. Когда он говорил, что верит в нее, Люси тоже в него верила. Но Уайет создал ее лишь затем, чтобы погубить. И теперь нужно самой обрести почву под ногами.

— Откройте двери! — крикнула она Маргарет.

Корнелия приоткрыла покрасневшие глаза. Уставившись на старинные медные часы на столике рядом с кроватью, она увидела, что уже четыре. Проведя очередную ночь без сна, она снова проспала целый день. Потом Корнелия вспомнила: “Таунхаус”! Журнал с разоблачением Люси должен был появиться в продаже сегодня — иными словами, впервые за целую неделю у Корнелии появился повод вылезти из постели. Она отогнала сон. Наверное, Меллори поместила на обложку фотографию Люси, проваливающейся под подиум на презентации Нолы. Корнелия изнывала от нетерпения. Надев спортивную куртку с капюшоном и просторные брюки, которые она носила уже четыре дня (они были слегка запачканы соусом, но ведь Корнелия всего лишь собиралась сбегать за газетами на угол), она выскочила из дому.

— Пачку “Мальборо” и вот это, — сказала она, хватая “Таунхаус” с прилавка и размахивая им перед лицом продавца. Опьянев от радостного предвкушения, Корнелия взглянула на обложку. Толстуха Мими в окружении маленьких румынских сирот.

Что?!

— Пятнадцать долларов пятьдесят шесть центов, — сказал продавец.

Корнелия похлопала по карману. Она не взяла кошелек.

— Простите, я забыла деньги.

— Ладно. Отложу журнал для вас. Пока не заплатите, читать не будете.

— Ты же меня знаешь! — Корнелия с трудом перевела дух. — Неужели ты сомневаешься, что я заплачу?

— Никогда раньше не видел вас, мисс. Я не могу раздавать товар бесплатно.

Она яростно взглянула на этого идиота и, повернувшись спиной, принялась как можно быстрее листать журнал. Где, черт возьми, статья? Корнелия добралась до последней страницы. Ни единого упоминания о проклятой Люси. В ее душе зашевелилось неприятное предчувствие. Корнелия открыла оглавление. Ни слова о Люси Джо Эллис. От гнева у нее все побелело перед глазами. Корнелии показалось, что она сейчас взорвется.

Удавить Меллори Килер…

— Мисс, вы в порядке? — спросил продавец. — Хотите, я вызову скорую?

Корнелия закрыла рот, только теперь осознав, что визжит во всю глотку.

— Телефон! У вас звонит телефон! — продавец смотрел на нее как на сумасшедшую. — Может быть, кто-нибудь за вами приедет?

Корнелия вытащила мобильный из кармана. Тео Голт.

— Привет, — сказал он. — Я тут подумал о твоих музыкальных талантах… Надо поговорить. Кстати, ты идешь на показ к Люси? Давай потом где-нибудь перекусим вместе.

Корнелия услышала “показ Люси” и заставила себя сосредоточиться.

— Хм… напомни-ка адрес. Не могу найти…

— Парк-авеню, восемьсот. Так мы поужинаем потом?

Корнелия не ответила. Не в силах совладать с собой, она бросилась бегом, изо всех сил, к дому Дотти Хейз.

— Все это может плохо кончиться, — поправляя галстук перед зеркалом в лифте, Уайет чувствовал себя семиклассником, который пытается пробраться на выпускной бал. Сердце билось где-то в горле. — Элоиза и Люси не желают нас видеть. Они не скажут ни слова.

— Замолкни, — приказал Трип. Лицо у него было мертвенно-бледным, но взгляд — весьма решительным. — Это наш единственный шанс. Они тут и никуда не денутся. Мне хватит одной минуты…

Он сунул руку в карман блейзера и вытащил бархатную коробочку.

— Кольцо? — ошеломленно спросил Уайет.

— Если Элоиза хочет свадьбы, я согласен. Лишь бы она вернулась, — Трип сунул футляр обратно.

Дверь открылась, но Уайет схватил Трипа за руку и силой удержал на месте.

— Даже не смей! — он говорил тихо, но настойчиво. Он ни за что не позволит Трипу отвлечь внимание присутствующих от Люси в этот знаменательный день. — Ты будешь держать рот на замке и подбадривать обеих. Не вздумай делать предложение Элоизе прямо там. Хоть ненадолго забудь о себе любимом.

Трип яростно уставился на друга, но тут же неохотно согласился:

— Я поговорю с Элоизой потом. А теперь отцепись.

Они вышли из лифта. Оказавшись в доме, где прошло его детство, Уайет невольно завертел головой, совсем как турист на Таймс-сквер, рассматривая пеструю толпу в преображенной комнате. Гости глазели на известных светских львиц, которые стояли на маленьких подиумах — в том числе Дотти, которая обычно терпеть не могла привлекать к себе внимание. Когда Уайет поймал взгляд матери, та подмигнула — это тоже было нечто новенькое. Он нервно улыбнулся в ответ.

Подойдя ближе к подиуму с Либет Вэнс, Уайет начал понимать, что сделала Люси и что вдохновило ее на презентацию, которую они с Элоизой подготовили всего за неделю. Она умудрилась сочетать свое провинциальное прошлое с высокой модой, вкусы обыкновенных американок, которых знала всю жизнь, с предпочтениями гламурных светских львиц, среди которых вращалась зимой. Проявив недюжинное чутье, Люси и Элоиза пригласили в качестве моделей прославленных красавиц, но при этом дали им роли в живых картинах, изображающих быт американской глубинки.

— Она это сделала, — сказал Уайет в восхищении. Он быстро осмотрел комнату и обнаружил Люси — блистательную, уверенную, целеустремленную.

Она разговаривала с Марго Ирвинг.

Марго, похожая на пантеру, в узком платье “Прада”, подошла к Фернанде, сидевшей на американских горках. Она бесстрастно рассматривала живую картину, словно перед ней была пустая стена.

— Мы столкнули подлинную американскую действительность с жизнью блестящих светских львиц, — объяснила Люси, заставляя себя сохранять спокойствие, несмотря на обескураживающее равнодушие редактора.

— Миленькое платье, — заметила Марго.

“Миленькое”? Нола Синклер и ее сторонники сочли бы это смертельным оскорблением. Но ведь Люси и намеревалась создать нечто “милое”. Она сшила платья, о которых мечтала сама, — женственные, легкие, изящные, безупречные. Воплощенный оптимизм. Платья, которые вселяют в женщину желание жить. Марго, известная законодательница мод, с легкостью могла их отвергнуть за “непритязательность”.