Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 - Пол Кинан

В планировании и строительстве Петербурга проявилось царившее тогда во всех странах Европы увлечение регулярностью. Во второй главе рассмотрено, как эти идеи воплощались в Петербурге посредством создания нового учреждения, Полицейской канцелярии. На этот орган возлагалась обязанность установления «доброго порядка» путем регулирования многих аспектов повседневной жизни города. Полицейские законодательные предписания касались, в большинстве своем, тех же сфер ответственности власти, что и их эквиваленты в других странах Северной и Центральной Европы, с особым вниманием к охране здоровья и безопасности горожан. Некоторые меры регулирования, вроде попыток ограничивать чрезмерное употребление алкоголя или пресекать безнравственное поведение, имели прецеденты в российском контексте, но столичность Петербурга повышала значимость таких процессов, как дело Дрезденши. Другие сферы законодательного регулирования, например азартные игры, были сравнительно новыми и отчасти объяснялись европеизацией светской жизни двора. В законодательстве проясняется различие между непристойным или неподобающим поведением народа и светскими развлечениями знати с новыми элементами – освоения последних ожидали от элиты, тогда как среди других групп общества они распространялись лишь постепенно.

Третья глава посвящена еще одному институту – двору, который играл решающую роль в утверждении претензий Санкт-Петербурга на легитимность и в то же время претерпевал такой же процесс европеизации, как и сам город. Перемещение двора в Петербург, пусть поначалу частичное и ставшее окончательным лишь при Анне Ивановне, было, Тем не менее важной заявкой на статус города и предназначенную ему роль. Начиная с 1730-х гг. Петербург являлся официальной резиденцией русского двора и близкой к нему элиты. В качестве института русский двор постепенно усваивал звания, титулы и практики, заимствованные в других европейских государствах того времени. В его пышных празднествах отражался интерес к обычаям других дворов и стремление сравняться с ними, а то и превзойти их по части надлежащей формы, истраченных сумм, зрелищной стороны придворных мероприятий. Стремление русского двора войти в изысканный круг европейских дворов можно усматривать также в публикации памятных изданий по случаю важнейших придворных событий, которые затем рассылались в русские посольства в Европе. Впрочем, русский двор сохранял свой особый характер, а православие продолжало играть центральную роль в его ритуальной культуре, тем самым обеспечивая прочную основу для других нововведений. В рассматриваемый период Петербург стал той сценой, на которой двор мог представлять себя и свои мероприятия, как для внутренней, так и для международной аудитории.

В четвертой главе мы обратились к пространствам для общественного взаимодействия, которые двор создавал в Петербурге. Двор опять взял на себя ведущую роль в создании и поощрении новых видов времяпровождения в обществе. Поначалу доступ к придворным светским развлечениям ограничивался кругом элиты, хотя в царствование Петра I существовали исключения, а именно ассамблеи, на которых бывали иностранные моряки и пр. Но с конца 1740-х гг. обозначился сознательный переход к расширению доступа на конкретные мероприятия (публичные маскарады и театральные представления) и в определенные места (оперный театр, Летний сад) для более широких слоев дворянства и для ряда других групп петербургского общества. Доступ туда по-прежнему обставлялся некоторыми ограничениями, главным образом касавшимися внешнего вида и поведения посетителей, но стремление расширить круг участников играло важную роль в развитии общественной жизни города. Появление маскарадов и театральных зрелищ, а также нанятых двором профессиональных исполнителей – театральных трупп, музыкантов – повлекло за собой организацию такого рода мероприятий для платной публики из различных социальных слоев. В итоге к 1760–м гг. в Петербурге образовался целый ряд хорошо организованных площадок для светского времяпровождения, регулярно посещавшихся двором, дворянством и другими избранными социальными группами.

В заключительной главе отмечается, что занятия и внешний облик представителей петербургской элиты отображали процесс европеизации самым наглядным образом: в появлении новых общественных пространств, а также разнообразных компонентов, необходимых для доступа в эти пространства, т.е. европейских мод и светских навыков, в том числе танцев. Эти навыки на протяжении данного периода становились все более привычной частью образования в высшем обществе, подкрепляемые публикацией воспитательной литературы, помогавшей читателю корректировать свое поведение. Затем новые моды и манеры становились обязательными для других социальных групп как средство получить доступ на общественные мероприятия, вошедшие в обиход к концу изучаемого периода. Двор играл ведущую роль в формировании вкусов и моды в петербургском обществе. Его влияние проявлялось в приобретении товаров, ассоциируемых с образом жизни европейской элиты, – одежды, париков и других аксессуаров – и в найме специалистов для ухода за всем этим, т.е. портных, парикмахеров и мастеров всевозможных ремесел. Рассматриваемый период был решающим для укрепления этих тенденций при русском дворе, а Петербург – резиденция двора и важный пункт контактов с остальной Европой – функционировал как сцена, на которой эти нововведения опробовались на практике и демонстрировались.

Устойчивость всех этих нововведений проявилась в том, что после смерти Елизаветы в 1761 г. они не утратили значения. Двор играл ключевую роль в борьбе ее преемников за власть и легитимность. Петр III пренебрежительно относился к этикету на придворных церемониях, окружил себя узкой группой офицеров-голштинцев, и это составляло резкий контраст с его прилежно соблюдавшей правила и набожной женой Екатериной, имевшей обширные связи в обществе. После захвата престола в 1762 г. она позаботилась о том, чтобы все положенные церемониальные атрибуты власти были налицо, когда за тщательно подготовленными празднествами по случаю ее коронации в Москве последовало триумфальное возвращение императрицы в Санкт-Петербург990. Екатерина откровенно предпочитала Петербург в роли главного оплота своей власти, в личных бумагах писала о нелюбви к Москве и, взойдя на престол, первым делом принялась за дальнейшее благоустройство Петербурга как столичного города. В конце 1762 г. была учреждена новая «Комиссия о каменном строении» для руководства и расширения строительных проектов в городе. Существующее полицейское законодательство также было расширено, чтобы охватить множество текущих проблем – пожары, болезни, бродяжничество991. В более поздние годы екатерининского царствования Петербург в обоих названных аспектах служил образцом для вновь учрежденных губернских городов992.

Кроме того, Екатерина продолжила сложившуюся практику использования двора как фокуса оживленной светской жизни Петербурга, хотя при этом обзавелась Эрмитажем – привилегированным личным убежищем внутри публичной сферы двора993. У платных зрителей во второй половине XVIII в. появился более широкий выбор развлечений, так как все больше и больше иностранных импресарио прибывало в Петербург994. Город оставался важным культурным центром, причем покровительство Екатерины и ее двора искусству и литературе распространялось на новое поколение писателей, музыкантов и художников, обученных в российских и иностранных учебных заведениях995. Сохранившееся наследие Петра III – указ об эмансипации дворянства от обязательной службы был в дальнейшем подтвержден Екатериной, что дало дворянству свободу заниматься образованием и другие прерогативы, например право ездить за границу. Результат получился в лучшем случае неоднозначный, и некоторые современники язвительно отзывались о дурно воспитанных и недалеких недорослях, которые «извлекли пользу» из опыта заграничных поездок, но так было, пожалуй, не только в России996.