Время жить и время умирать - Эрих Мария Ремарк

— Верю, — сказал Гребер с усилием. — Верю, Элизабет. Если смотреть на вещи так, то впереди у нас еще уйма счастья.

Они просидели в саду сколько было можно. Гребер расплатился, фрау Витте ушла спать, и они остались одни.

Луна поднялась выше. Ночной запах земли и молодой листвы становился все сильнее и, так как было безветренно, заглушал запах пыли и щебня, постоянно стоявший над городом. В кустах слышался какой-то шорох. Это кошка охотилась за крысами. Их развелось гораздо больше, чем раньше: под развалинами было чем поживиться.

Гребер и Элизабет ушли в одиннадцать часов. Им казалось, что они покидают какой-то далекий остров.

— Опоздали, — сказал им причетник. — Все места заняты. — Это был уже не тот причетник, что утром: моложе, гладко выбритый и исполненный чувства собственного достоинства. Должно быть, именно он выдал Йозефа.

— А нельзя нам переночевать в саду?

— В церковном саду под навесами уже полно людей. Почему бы вам не обратиться в бюро помощи пострадавшим?

В двенадцать часов ночи это был поистине дурацкий вопрос.

— Мы больше полагаемся на бога, — ответил Гребер.

Причетник внимательно взглянул на него.

— Если вы хотите остаться здесь, придется вам ночевать под открытым небом.

— Ничего.

— Вы женаты?

— Да, а что?

— Это дом божий. Лица, не состоящие в браке, не могут здесь спать вместе. В галерее у нас есть отделения для мужчин и женщин.

— Даже если они женаты?

— Даже в этом случае. Галерея — часть церкви. Здесь не место для плотских вожделений. Мне кажется, вы неженаты.

Гребер вынул свидетельство о браке. Причетник надел очки в никелевой оправе и внимательно изучил его при свете лампады.

— Совсем недавно, — сказал он недовольно.

— На этот счет в катехизисе ничего не сказано.

— А сочетались ли вы и церковным браком?

— Послушайте, — сказал Гребер. — Мы устали. Моя жена весь день работала. Мы идем спать в сад. Если вы возражаете, попробуйте нас выгнать. Но захватите побольше людей. Сделать это будет вам нелегко.

Неожиданно появился священник. Он подошел бесшумно.

— Что тут такое?

Причетник стал объяснять. Священник перебил его.

— Не изображайте из себя господа бога, Бемер. Достаточно и того, что людям приходится здесь ночевать. — Он обернулся к Греберу. — Если завтра вы не найдете пристанища, приходите до девяти вечера на церковный двор номер семь. Спросите пастора Бидендика. Моя экономка где-нибудь вас устроит.

— Большое спасибо.

Бидендик кивнул и пошел дальше.

— Живей, вы, унтер господа бога, — сказал Гребер причетнику. — Вы слышали приказ майора? Ваше дело повиноваться. Церковь — единственная диктатура, которая выстояла века. Как пройти в сад?

Причетник повел их через ризницу. Церковные облачения поблескивали в темноте. В глубине была дверь в галерею, выходившую в сад.

— Не вздумайте расположиться на могилах соборных каноников, — ворчал причетник. — Останьтесь на той стороне, рядом с галереей. Спать вместе вам нельзя. Только рядом. Постелите порознь. Раздеваться воспрещено.

— И снять обувь тоже?

— Обувь можно.

Они прошли, куда он указал. Из галереи доносился многоголосый храп. Гребер расстелил на траве плащ-палатку и одеяла. Он взглянул на Элизабет. Та смеялась.

— Над чем ты смеешься? — спросил он.

— Над причетником. И над тобой тоже.

— Ладно! — Гребер прислонил чемоданы к стене и сделал из ранца подобие изголовья. Вдруг равномерный храп прервался женским воплем, перешедшим в хриплое бормотание: «Нет, нет. О-о-х!»

— Тише! — рявкнул кто-то. Женщина опять вскрикнула. — Тише, черт побери! — заорал другой голос. Вопль женщины оборвался, словно придушенный.

— Вот что значит нация господ! — сказал Гребер. — Даже во сне мы подчиняемся приказу.

Они улеглись. Здесь они были почти одни. Только по углам что-то темнело, там, без сомнения, спали люди. Луна светила из-за разбитой колокольни. Она бросала свой свет на древние могилы настоятелей собора. Некоторые из могил провалились. И сделали это не бомбы: истлевшие гробы просто осели. В центре сада, среди кустов шиповника, возвышался большой крест. А вдоль дорожки стояли каменные изваяния, изображавшие путь на Голгофу. Элизабет и Гребер лежали между «Бичеванием» и «Возложением тернового венца». Позади виднелись колонны и арки галереи, открытой в сторону сада.

— Иди ко мне, — сказал Гребер. — К черту предписания этого ханжи!

Ласточки кружили вокруг разбитой снарядами колокольни. Первые лучи солнца играли на изломах развороченной кровли, Гребер достал спиртовку. Он не знал, можно ли зажечь ее, а потому последовал старому солдатскому правилу: действуй, пока никто не успел тебе запретить. Взяв котелок, он отправился искать водопроводный кран и нашел его позади группы, изображающей сцену распятия. Там спал с раскрытым ртом какой-то человек, весь заросший рыжей щетиной. У него была только одна нога. Отстегнутый протез лежал рядом и в утренних лучах блестел никелированными частями, как машина. Сквозь открытую колоннаду Гребер заглянул в галерею. Причетник говорил правду: мужчины и женщины улеглись отдельно. На южной стороне спали только женщины.

Когда он возвратился, Элизабет уже проснулась. Лицо у нее было свежее и отдохнувшее, не то что дряблые лица, которые он видел у спавших в галерее.

— Я знаю, где ты можешь умыться, — сказал он. — Иди, пока другие туда не бросились. В богоугодных заведениях всегда было неважно по части санитарии. Идем, я покажу тебе ванную комнату соборных каноников.

Она засмеялась.

— Сядь-ка лучше здесь и стереги кофе, а то упрут. Я и сама найду эту ванную. Как туда пройти?

Он объяснил. Элизабет прошла через сад. Она спала так спокойно, что платье ее почти не помялось. Он поглядел ей вслед. И вдруг почувствовал, как сильно любит ее.

— Так, так! Вы готовите пищу в саду господнем! — Благочестивый причетник подкрался в войлочных туфлях. — И как раз под «Возложением мученического тернового венца!»

— А где у вас радостный венец? Я могу перейти туда.

— Здесь повсюду освященная земля. Или вы не видите, что там похоронены соборные каноники!

— Мне уже не раз приходилось сидеть на кладбищах и варить пищу на могилах, — спокойно ответил Гребер. — Но скажите, куда же нам податься? Есть тут где-нибудь столовая или полевая кухня?

— Столовая? — причетник пожевал это слово, как гнилой плод. — Здесь?

— А что, неплохая идея!