Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920-1970 гг. - Олег Гончаренко

Сама же биография Кононова еще требует дальнейшего изучения и объективного осмысления, наряду с его ролью в РОА и казачьем движении во время Второй мировой войны. Современные исследователи отрицают даже казачье происхождение Ивана Никитовича на основании воспоминаний многих казаков в эмиграции. Несмотря на декларативные утверждения Кононова, что он пришел в расположение частей фон Шенкендорфа вместе с полком и полковым знаменем, что ошибочно повторил А. И. Солженицын в первом томе «Архипелага», где про подчиненных Кононова автор с наивной патетикой воскликнул: «…и весь полк пошел за ним!»[184]

Сохранились документы, в которых сообщается, что Кононов был взят немецким патрулем в плен, и не вместе с полком, а вместе с группой, состоявшей из нескольких советских офицеров. Что же касается личного состава полка, то часть его еще некоторое время продолжала боевые действия против немцев. Полковое знамя в настоящее время находится в московском Музее Вооруженных сил РФ в Москве. На одном из допросов в СМЕРШ немецкий офицер связи при Кононове, некто Ритберг, показал, что при формировании своей первой казачьей сотни в составе вермахта Кононов объехал несколько лагерей для военнопленных красноармейцев и завербовал несколько десятков человек. О личном составе полка, который, по утверждению склонного к мифотворчеству Кононова, подбирался им с финской кампании, немецкий офицер ничего не говорит. Во всяком случае, оказавшись в немецком плену, Кононов весьма кстати «вспомнил», что он казак. Мы знаем, что отношение к казакам со стороны немцев было более лояльным, нежели к другим народам, в частности к русским. Тем более что сам Гитлер признал казаков «полноценной расой» и даже союзниками Германии в борьбе с русскими. Отсюда конъюнктурно появился первый кононовский призыв к казакам: «Первый враг – русские, второй – большевики». Многим позже, опять в силу быстро меняющейся фронтовой обстановки, Кононов изменил столь резкую постановку вопроса и призывал к объединению всех антибольшевистских сил в рамках Русской освободительной армии. Не до конца известны и действия Кононова на заключительном этапе войны. По мнению казачьих генералов Науменко и Полякова, он в тяжелую минуту бросил казаков, отбыв из XV Казачьего кавалерийского корпуса в штаб Власова. Согласно некоторым воспоминаниям офицеров РОА, есть свидетельства о том, что этот поступок был продиктован также конъюнктурными соображениями – Кононов выбивал себе должность командира корпуса, уговаривая главнокомандующего ВС КОНР сместить Хельмута фон Паннвица. Фон Паннвиц, как известно, был казнен в Москве, добровольно решив разделить участь подчиненных ему казаков. Генерал же Кононов оказался на пятом континенте.

Какое-то время Кононов состоял в рядах Союза Андреевского флага, в Австралии, где не пользовался авторитетом у представителей эмиграции первой волны, вскоре вышел из него и отошел от какой-либо общественной или ветеранской деятельности.

Вступление Советской армии в Европу проходило в то время, когда правительство Сталина проводило оценку степени опустошения западных областей СССР и малочисленности выжившего в них населения. Восстановление там экономического благосостояния хотя бы на довоенном уровне представлялось им практически невозможным хотя бы в силу того, что для реализации первоначальных задач требовались не столько оборудование и механизмы, сколь человеческие ресурсы, которых катастрофически не хватало. Переселение людей из Сибири и Дальнего Востока к границам Европы казалось Сталину весьма проблематичным из-за уже сложившейся системы хозяйствования в тех регионах, отличавшихся климатическими условиями и характером задач, поставленных в соответствии с экономической системой дальних регионов. Западные правительства, столкнувшиеся с массовым оттоком бывших советских граждан в свои страны, были озабочены снижением конкуренции на рынке труда и, как следствие, рыночным упадком стоимости услуг и производимых товаров. Вдобавок в умах западных парламентариев оставались извечные фобии в отношении «славянского засилья» в своих странах, что грозило размыванием традиций и уклада жизни западноевропейской цивилизации. На переговорах со Сталиным лидеры западных держав старались получить заверения последнего в том, что правительство СССР предпримет все возможные шаги по репатриации миллионов своих сограждан из Европы. Это лишь играло на руку Сталину, уже тогда понимавшему, как он может использовать столь мощный приток бесплатной рабочей силы, так как в силу существующих законов все репатрианты должны были пройти своеобразный фильтр проверок. Редкий человек, возвращавшийся в конце 1940-х годов из-за границы, мог быть уверен в том, что он не окажется обвиненным в сотрудничестве с врагом, шпионаже или предательстве интересов родины. Виновность за самый факт пребывания за рубежом позволяла советской системе манипулировать людьми, убеждая репатриантов в том, что лишь ударный, бескорыстный труд на стройках социализма способен снискать прощение советской власти.

В октябре 1944 года по решению правительства СССР было образовано Управление уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, которое возглавил генерал-полковник Ф. И. Голиков, бывший начальник разведывательного управления Красной армии. В главные задачи этого ведомства входило осуществить полную репатриацию советских граждан – военнопленных и гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны, а также отступивших с гитлеровцами их пособников; не допустить образования новой эмиграции. С самого начала Управление уполномоченного СНК СССР по делам репатриации столкнулось с рядом трудностей и сложностей в отношениях с союзниками, весьма прохладно относившимся к идее полной репатриации советских граждан. Руководство СССР особенно раздражало стремление союзников подразумевать под советскими гражданами только жителей СССР, проживавших ранее в границах до 17 сентября 1939 года, а не по состоянию на 21 июня 1941 года. Не меньшее раздражение у советской стороны вызывали заявления союзников о праве самих перемещенных лиц решать, возвращаться им в СССР или нет.

После капитуляции Германии возник вопрос о передаче перемещенных лиц непосредственно через линию соприкосновения союзных и советских войск. На этот счет в мае 1945 года велись переговоры в г. Галле (Германия). Советскую делегацию возглавлял представитель Ставки Верховного Главнокомандования – заместитель уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-лейтенант К. Д. Голубев; делегацию союзников – представитель Верховного Главнокомандования союзных экспедиционных войск американский генерал Р. В. Баркер. На этих переговорах союзники предприняли попытку провести принцип добровольности репатриации и свое толкование понятия «советские граждане». Поначалу Баркер предложил осуществлять репатриацию всех советских граждан на основе добровольности. Но из-за решительных протестов советской делегации быстро согласился на принцип обязательной репатриации граждан СССР, проживавших в границах до 17 сентября 1939 года. Далее переговоры на некоторое время зашли в тупик из-за непреклонной позиции Баркера, заявившего, что жители Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии не считают себя гражданами СССР.