Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

Неважно, какой дом. Он мог быть и крестьянским, и купеческим, и боярским. Но и последний слуга, холоп — тоже член дома, имеет не только обязанности, о нем должны заботиться, обеспечивать его нужды. И само государство понималось огромным «домом», где есть хозяин и хозяйка, царь и царица, есть домочадцы. А термин «домочадцы» содержит в себе слово «чадо» — «ребенок». За домочадцами надо присматривать, воспитывать их, но и любить, помогать, защищать. «Домом» была каждая семья. А различные стороны жизни увязывались между собой требованиями Православия. Любое правило подкреплялось церковными: как будет полезнее для спасения души. Причем «Домострой» предусматривал четкое распределение обязанностей. За мужем закреплялись в основном «внешние» функции — заработок, служба и т.д., а жена полноправно распоряжалась внутри дома. Никакого унижения или дискриминации, а рациональное разделение труда.

Но если «Домострой» определял хозяйственные взаимоотношения в семье, то другие взаимоотношения, личные, хорошо известны из пожелания, которое всегда давалось молодым: «Совет да любовь». Совет — то есть важнейшие вопросы надо решать сообща, по согласию. Это, кстати, вполне соответствует русским традициям соборности. А что касается любви, то не мешает еще раз вспомнить, в XVI в. людей наставлял не только «Домострой». Тогда же было написано «Житие свв. Петра и Февронии». Конечно, любовь святых покровителей семьи и брака — идеал. Но тот самый идеал, к которому должны были стремиться люди.

И хотя русские во всем руководствовались православными нормами, это отнюдь не означало аскетизма. Нищета и беспросветность — тоже выдумка. Ее авторы вольно или невольно перепутали XVI в с XIX. Крестьяне-то были свободными и жили не в пример лучше тех крепостных, которые будут своим трудом обеспечивать балы, карточные игры и заграничные поездки Карамзиных и Костомаровых. Иностранцы в один голос отмечали на Руси изобилие и дешевизну. Удивленно писали, что мясо продают не на вес, а тушами или рубят на глаз (Барбаро, Маржерет), рассказывали об «изобилии зерна и скота» (Перкамота), о «множестве богатых деревень» (Черслер, Адамс), о «дешевизне и обилии еды» (Фоскарино), о том же сообщали Тьяполо, Тедальди, Флетчер, а Хуан Персидский приходил к выводу: «В этой стране нет бедняков, потому что съестные припасы столь дешевы, что люди выходят на дорогу отыскивать, кому бы их отдать» (видимо, он имел в виду раздачу милостыни).

Несмотря на войны, пышность царского двора, строительство, налоги по сравнению с Европой оставались невысокими, этому тоже удивлялись чужеземцы. Писали, что государь мог бы получать гораздо больше, «так как население покорно, но не обременяет его налогами» (Тьяполо). Подати возросли лишь в последние, самые тяжелые годы Ливонской войны, но после заключения мира царь распорядился снизить их. Достаточно указать, что при Годунове налоги были увеличены в 20 раз по сравнению с правлением Ивана Грозного. Денежки у людей водились, и в маленьких удовольствиях себе не отказывали. Русские любили вкусно поесть, и «Домострой» приводит множество тогдашних блюд: «заяц черный, голова свиная под чесноком, ноги говяжьи, тетерев под шафраном, лебедь медвяной, журавли под зваром с шафраном, зайцы в рассоле, куря в лапше, уха в зверине, лососина с чесноком». Одних лишь пирогов было известно свыше 50 видов, 20 видов каш, десяток видов щей.

Правда, в году было около 200 постных дней — четыре поста, среды, пятницы. Но они были менее строгими, чем сейчас. Даже в Великий пост рыба мирянам дозволялась, она исключалась лишь для монахов [29, 130]. Среди постных блюд рекомендовались «уха с пряностями да простая уха, уха налимья, уха щучья с перцем, уха плотвичья, уха из лещей… уха в мешочке, уха толченая, уха стерляжья, уха судачья… пупки осетровые сухие, пузырек белужий под соусом, вязига под хреном, присол щучий, присол стерляжий, щука паровая, схаб белужий», икра, икряные блины. Это не для пиршества, это как раз для Великого поста. Строгие ограничения были введены позже, в конце XVIII в. Только прошу понять меня верно, я лишь констатирую факт, а не призываю нарушать нынешние правила. В XVI в. человек был ближе к Богу и ему, возможно, не требовалось так строго поститься, как теперь. А перечисленные блюда не считались дорогими лакомствами, они были обыденными и доступными.

Тогдашние правила допускали и некоторые другие послабления по сравнению с современными. В посты, которые считаются более «мягкими», Петровский и Рождественский, дозволялось соитие между супругами (кроме сред, пятниц и воскресений) [29]. Что тоже вполне объяснимо. Это не являлось плотской забавой, умножение русского населения признавалось важным и для семьи, для продолжения рода, и для государства, а стало быть и для Церкви.

Культа роскоши на Руси не было. И пустое расточительство было чуждо психологии русского человека. Но для обихода приобретали красивые и удобные вещи: посуду, инструменты, оружие. Одежду тоже шили поудобнее, она была гораздо практичнее, чем узкие европейские костюмы. В будни одевались просто. Мужчина носил рубаху, кафтан или зипун, холщевые порты, сапоги или лапти. Домашним нарядом женщины могла быть одна нижняя рубаха. Крестьянки и работали в ней в жаркую погоду. Для выхода на люди надевали вторую рубаху, сарафан, юбку-поневу. Теплой одеждой были душегрея, телогрея, плащ-епанча, шубы, мужские и женские.

Однако русские любили и щегольнуть. В праздники наряжались в богатые терлики, ферязи, цветные сорочки, шубы, покрытые дорогими тканями — бархатом, парчой. Женщины красовались в опашнях и летниках из яркой материи. Делались сапожки и башмаки из сафьяна, тисненой кожи. Все это дополнялось вышивкой, жемчугом, фигурными пуговицами. Носили и украшения: ожерелья, оплечья, серьги, подвески. Иностранцы отмечали, что даже простолюдинки имели украшения из драгоценных металлов. Замужняя женщина убирала волосы под кику или платок-убрус. А девушки надевали венцы или головные повязки и гордились своими косами. Переплетали их лентами, а иногда и жемчугом, шелком, золотыми нитями. В целом наряды были яркими и гармоничными, радовали глаз.

И было где пофорсить в них. Праздники были общенародными, в них участвовали и царь, и Церковь, и все население. Пышные торжества проводились на Рождество, на Крещение — освящали воду в Иордани, многие тут же купались. На Вербное Воскресенье устраивалось шествие, сам государь вел под уздцы «ослятю» — лошадь, на которой ехал митрополит. Вместе, всем миром, встречали Пасху, Благовещение, новый год (1 сентября) и другие праздники. Были особые обычаи для каждого из них. Веселились на масленицу, устраивали братчины на Петров день, крестные ходы на Воздвижение Креста Господня.

Иностранцы упоминали «конские бега и другие увеселения», качели, спортивные состязания: «Молодежь упражняется в разнообразных играх, весьма близких, однако к военному искусству, они состязаются, например, в бегании взапуски, кулачном бою, верховой езде, стрельбе. В каждой игре есть свои награды, и особенная честь оказывается тому, кто лучше всех владеет луком» [105]. Были и другие народные праздники, с которыми Церковь пыталась бороться, видя в них пережитки язычества — ночные гуляния и купания на Купалу (Рождество св. Иоанна Предтечи), святочные гадания, оклички мертвых на Радуницу, Троицу и др. Но эти обряды сохранились вплоть до XIX в., искоренить их не получилось. (Впрочем, если уж на то пошло, языческой сути в них не осталось, она давно забылась, а древние ритуалы превратились в обычные деревенские развлечения, помогавшие украсить и разнообразить жизнь.)