Бесконечная империя: Россия в поисках себя - Владислав Иноземцев

Подводя промежуточный итог, можно констатировать, что 30 лет, прошедшие после распада Советского Союза, ознаменовались попыткой демонтажа сложносоставной империи — попыткой, которую сегодня можно однозначно признать неудавшейся. Фундаментальной причиной ее провала была неспособность элит увидеть в происходивших на рубеже 1980-х и 1990-х гг. процессах естественное продолжение глобального тренда на деколонизацию и вытекающая из нее невозможность соответствующим образом «переформатировать» политическую структуру страны. Потеря военным образом приобретенных провинций к тому времени была неизбежной, и вместо попыток сохранения СССР или перелицовывания его в Союз Суверенных Государств куда более многообещающим могло стать превращение всех национальных республик в субъекты равного уровня и попытка прочной интеграции относительно сложившегося имперского core в составе России, Украины и Белоруссии при неизбежной потере Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа. В этом случае в относительно едином интеграционном образовании оказались бы территории схожего уровня развития и близких культурных традиций, экономически взаимодополняющие друг друга; произошло бы «организованное отступление» к границам и смыслам России петровских времен; новое государство (или, скорее, интеграционный союз государств) стало бы намного более европейско-ориентированным (а значит — в перспективе могло бы рассматриваться кандидатом на равное сотрудничество с бывшими европейскими метрополиями в деле реорганизации «Большой Европы»). Однако так как крах Советского Союза воспринимался как геополитическая катастрофа, а не естественное продолжение глобальных процессов имперского упадка, протекавших с конца Второй мировой войны, то в России превалирующей оказалась трактовка кризиса начала 1990-х как временного, который вскоре может (и должен бы) смениться очередным «собиранием земель». Важнейшей причиной того, что такой подход взял верх, мы считаем произвольность границ Российской Федерации, в которых после ее провозглашения как суверенного государства возник беспрецедентный симбиоз имперского центра, поселенческой колонии и насильственно присоединенных территорий. Подобный «коктейль» сразу же спровоцировал риск сецессий — и, собственно, история формально «постимперской» России на протяжении первого десятилетия ее жизни стала во многом историей колониальной войны на Северном Кавказе, которая для блага метрополии скорее должна была быть проиграна Москвой так же, как война в Алжире была проиграна Парижем[849]. Эта война породила состояние emergency, поставила крест на учреждении страны как истинной федерации и сделало борьбу за «исконно российские земли» привычным императивом, через который не только элиты, но и население стало оценивать будущее своего государства. Возрождающаяся имперскость затем привела к войне с Украиной, обострению отношений с соседями и в конечном итоге — к крайне нестабильной ситуации, где важнейшим направлением «интеграции» стало немыслимое для любой бывшей метрополии выстраивание союзов с бывшими колониями, а главными оппонентами оказались цивилизационные центры других великих империй. Трагедия России на протяжении всего этого периода состояла в том, что она не попыталась найти рамок и форм своего существования в постимперских реалиях в такое историческое время, когда восстановление ее прежней империи выглядит принципиально невозможным, — и тут стоит обратиться к тому, почему вероятность «реконкисты», подобной той, что удалась в 1918–1923 гг., сегодня равняется нулю.

Однако, хотя внутренняя ситуация в России на протяжении последних 30 лет существенно способствовала возрождению имперских управленческих практик, имперской мифологии и отчасти даже имперской внешней политики, следует признать, что полномасштабного имперского ренессанса так и не произошло; скорее, можно говорить о современной российской империи как о своего рода фикции, которая часто подменяет реальную политику и реальные перемены в мире, где все кажется возможным, но нет ничего реального[850]. Причины такого положения вещей, на наш взгляд, кроются по большей части в серьезно изменившейся внешней обстановке или во внутрироссийских трендах, которые так или иначе backfire через ряд внешних обстоятельств.

Начиная с 1980-х гг. положение России в мире радикально изменилось. Отчасти это было обусловлено поражением Советского Союза в холодной войне, отчасти консолидацией Западной Европы, отчасти стремительным возвышением Китая, отчасти идеологическим ренессансом исламского мира; можно выделить и другие факторы — однако результатом происходящих процессов выступает очевидный факт: Россия, которая на протяжении всей своей истории стремилась преодолеть периферийный статус (по отношению к Византии, к Монгольской империи или к Европе), сегодня быстро возвращается именно к нему — причем почти по всем географическим направлениям. Если взглянуть на историю московского/российского имперского строительства, легко можно заметить один важный момент. России приходилось сложнее, чем европейским метрополиям, так как она всегда «осваивала» периферии, окраиной которых до того являлась (это применимо к описанию отношений и Древней Руси с Византией, и Московии с монгольскими ханствами, и России с Европой) — и такое противостояние, несомненно, требовало больше сил, чем завоевание Испанией территорий в Америке, Британией — в Индии, а Францией — в Индокитае и Западной Африке. В то же время нельзя не обратить внимание и на общие условия, в которых происходили волны российского имперского возвышения. Превращение Москвы в центр православного мира и создание предпосылок для дальнейшей консолидации территорий, ранее составлявших Древнюю Русь, случилось на фоне естественного упадка Византии[851], порожденного конфликтами с ее соседями на юге и востоке. Объединение русских земель вокруг Москвы и основная фаза экспансии на восток вместе с колонизацией Сибири относятся к тому периоду, когда монгольские ханства стали разрушаться под влиянием внутренних причин[852] и лишь закончили свою историю под ударами русских. К моменту начала продвижения России в Европу ее основные соперники — Великое княжество Литовское, Речь Посполитая и та же Швеция — давно прошли зенит своего могущества. Не умаляя значимости московско-русских побед, стоит тем не менее признать, что они одерживались над соперниками, которые находились далеко не «в лучшей форме» (в качестве последней из таковых мы бы назвали Османскую империю в конце XVIII — начале XIX века); когда же, напротив, России приходилось сталкиваться с «восходящими» нациями (Францией в начале XIX столетия, Францией и Англией в период Крымской войны, Японией в начале ХХ века, Германией в Первой и Второй мировых войнах и, наконец, с Соединенными Штатами в холодной войне), успехи оказывались куда менее очевидными, а территориальные приобретения либо отсутствовали, либо были мизерными.