Шепот питона - Cилье Ульстайн

Потом я направилась в гостиную — хотела забрать свои вещи и уйти, — но увидела, что дверь в спальню открыта. Дэвид мерно похрапывал. Я осторожно толкнула дверь, совсем распахнув ее. В комнате было темно. От спертого запаха пота к горлу подкатила тошнота. Я хотела только одного — уйти, сбежать. И все-таки я осталась. С того места, где стояла, я видела комод в гостиной и телевизор на нем. Подойдя к комоду, принялась открывать ящики, заполненные всем подряд, от сломанных компакт-дисков до пустых зажигалок, старых батареек и проводов. В одном из ящиков я нашла пачку денег. В другом — строительный скотч, который они использовали во время вечеринки.

Я вернулась к двери в комнату, откуда еще слышалось похрапывание Дэвида. Я могла просто уехать. Не оглядываясь. Но понимала, что если сейчас просто уеду, то всегда буду чувствовать себя маленькой, буду все время ощущать гнетущее чувство того, что над моим телом надругались. Неро был прав. Нельзя, чтобы он победил. И я вошла.

Я обмотала скотчем его ступни, в три оборота. Связала ему руки, обматывая их длинными полосками скотча до тех пор, пока они не превратились в одну длинную руку, торчащую спереди. Затем оторвала еще несколько длинных полосок и привязала эту руку к телу и к кровати. Я не торопилась. Последним куском скотча залепила его волосатые губы.

Я медленно села на кровать, оседлав связанное тело, похожее на серо-черную мумию, наклонилась и потянула на себя провод от лампы, стоявшей на тумбочке. Она была стальная, с длинным узким горлышком. Я прижала лампу к голой шее, прямо над трахеей. Нос у него по-прежнему посапывал. Я начала осторожно. Четкого плана у меня не было — я ощущала непреодолимую потребность действовать. Я нажала сильнее, однако Дэвид проснулся, лишь почувствовав, что не может дышать. Глаза его расширились. Он посмотрел вниз, и увидел, что полностью связан.

— Смотри на меня, — сказала я.

Он послушался. Смотрел на меня своими черными глазами, пытался что-то сказать, кричать, но скотч приглушал все звуки. Боль внизу живота двигала мои руки; кровоток, казалось, уже тек легче, снизу вверх, туда, к тонким женским рукам. Дэвид задергал ногами, пытаясь высвободиться, но было поздно.

Кристиансунн

Четверг, 24 августа 2017 года

Меня трясут. Вспышка, кто-то открывает мне веки и светит в глаза фонариком. В машине несколько человек, они одеты в красно-желтые одежды со светоотражателем. На штативе рядом со мной висит пакет с кровью, от него к моей руке тянется длинная трубка. На потолке и лицах отражаются проблески синего света. У меня кружится голова. Видимо, мне что-то вкололи от боли, что-то очень сильное. И все же бок болит нестерпимо. Я не выдерживаю эту боль, проваливаюсь в сон. Анита ждет меня на опушке леса, я могу отправиться к ней в любой момент.

— Руе.

Знакомый голос. Справа от меня сидит молодая женщина, ее лицо горит от волнения. Ронья. Она берет в свои руки мою свободную ладонь.

— Руе, очнитесь!

Я кашляю. Где-то рядом шипит рация. Кто-то что-то говорит, но я не могу уловить, что именно.

— Дайте мне минутку! — говорит в рацию Ронья. В ответ я слышу шипенье. — Держите наготове наряд, чтобы они выехали, как только у нас будет адрес. Руе, Руе, вы со мной?

Анита ждет меня на краю леса. Она улыбается мне, говорит, что все будет хорошо. Я закрываю глаза, пытаюсь приманить ее обратно, но сейчас вокруг одна тьма.

— Руе!

Ронья продолжает звать меня обратно в боль. Я постанываю. Вижу, что за Роньей стоит женщина в форме врача «Скорой помощи». Может быть, она отведет меня к Аните?

— Почему вы не воспользовались тревожной кнопкой, Руе? Вы должны были нажать на кнопку, когда она пришла к вам, или позвонить нам. Не впускать ее, не разговаривать с ней, не позволять ей всадить вам в живот нож. Это была ваша единственная задача. Зачем вы это сделали?

Я издаю стон.

— Я должен быть убедиться, что ее осудят.

— И подставиться под нож — это выход?

— Диктофон, — говорю я. — Она забрала его?

— Конечно!

— Извините, — перебивает медсестра. — Надо спешить. Надо срочно оперировать.

— Мне нужно, чтобы он ответил на несколько вопросов, — говорит Ронья. — Руе, где найти Мариам Линд?

Я не могу говорить. Так больно… Да и что мне сказать?

— Наряды в Кристиансунне и в Олесунне готовы к захвату, — не отстает она. — Им нужно только знать, куда ехать. Вы знаете?

Олесунн

Четверг, 24 августа 2017 года

Я другая. Моя дочь впервые видит мое настоящее лицо. Я сижу на полу. Ибен сидит напротив меня, Кэрол держит ее за плечи. Ибен недоверчиво слушает, ей страшно от тех слов, которые вылетают у меня изо рта, от моих жалких попыток смягчить то, что я говорю, сделать так, чтобы все не выглядело таким жутким. Самооборона. Нет, я убила Дэвида не из самообороны. Из мести. Лицо Кэрол темнеет. Когда я останавливаюсь, она жмурится, сжимает губы. Медленно качает головой.

— Не ври о моем сыне!

— Я не вру, Кэрол.

— В комнате, кроме вас двоих, никого не было. А он мертв. Ты привязала его к кровати и убила. Может быть, он не хотел тебя или еще что-то. Тебе нравится убивать. Ты убиваешь животных и людей. Этот полицейский все мне рассказал. Знала бы ты, как я рыдала… Столько лет я спрашивала себя, что же случилось с моим сыном… Я даже думала, что, возможно, он что-то натворил и заслуживал этого. Но тот полицейский рассказал мне, что тебе нравится убивать. И повод тебе не нужен.

Я знаю, что она права. Мне понравилось убивать Дэвида. У меня не сердце, а муляж. И все же этим ненастоящим сердцем я люблю.

— Именно тогда я узнала, что произошло. И о том, что у меня есть внучка. Я решила помочь твоей дочери сбежать от такого чудовища, как ты, решила дать ей новую жизнь. Ты же хотела, чтобы она принадлежала только тебе, хотела уничтожить ее. В тебе нет любви, ты ее уничтожаешь. Я думала, что ей будет лучше здесь, со мной, со своей бабушкой. Но ты заслуживаешь того, чтобы я ее убила.

— Ты сама себя слышишь, Кэрол?

Она сует револьвер в рот Ибен. Глаза девочки расширяются.

— Твоя мать обвиняет моего сына в том, что он вынудил ее убить его. Он вроде как сам себя и убил. Вот только это неправда. Это она его убила. Очень многие отзывались о нем плохо. Но они ошибались. Он был прекрасным сыном.

— Ты знала его таким же, как и я, Кэрол, я уверена! Хоть себе не лги!

Кэрол заталкивает ствол револьвера еще глубже. Ибен тошнит, по ее нежным щекам текут слезы. Меня тянет броситься к ней, но смелости не хватает. Кэрол распирает ярость, она готова в любой момент спустить курок.

И тут на полу что-то стремительно мелькает. Я смаргиваю. Неро облизывает воздух своим раздвоенным языком. А затем поворачивает голову ко мне.