Один коп, одна рука, один сын - Аманда Линд

Она села перед ней на корточки.

— Где у Зака штаб? — спросила она.

Луиза ухмыльнулась и потеряла сознание. Фрэнси встала, обошла помещение в растерянности от того, что Луиза до сих пор не заговорила.

— Как это может быть? — спросила она у Крошки Мари.

— Понятия не имею, — ответила та, — я бы не выдержала.

— Вот черт! Как мне ее…

Она снова подошла к Луизе и начала пинать ногами бесчувственное тело. Луиза очнулась и стала закрываться руками. Но Фрэнси было не остановить, она собиралась забить эту тварь до смерти.

— Бей лучше меня! — закричал Джим. — Тогда она заговорит!

Фрэнси остановилась. Он прав.

«Вот вам и братская любовь», — подумала она, посадив Джима на стул, на котором сидела Луиза, и начала бить его по лицу. Сначала Луиза едва реагировала, но, когда Фрэнси приставила лезвие ножа к волосам Джима, она прошипела:

— Да.

Фрэнси отпустила Джима.

— Что? — спросила она.

— Не трогай его, — сказала Луиза. — Он не виноват, он ничего не знал.

Луиза заплакала. Джим лежал, скорчившись на полу, и тяжело дышал.

— Рассказывай.

— Это дом в Бромме…[13]— еле разборчиво произнесла Луиза заполненным кровью ртом, — запущенный. Он в нем вырос, по-моему.

И она закашлялась, на пол полетели сгустки крови.

— Ну вот, не так уж было и сложно, — резюмировала Фрэнси.

Она подошла к Джиму, села рядом на корточки и положила руку ему на плечо.

— Мне жаль, — сказала она.

Он только кивнул.

— Что будем с ней делать? — поинтересовалась Крошка Мари.

— Возьмем с собой, — ответила Фрэнси, — я еще не решила, как поступить.

Крошка Мари взяла Луизу за руки и потащила ее к «доджу», уложила на заднее сиденье и села рядом, чтобы следить за ее состоянием. Фрэнси помогла Джиму дойти до машины и сесть на переднее сиденье, потом сняла с себя испачканную кровью одежду, сунула ее в пластиковый пакет, смыла кровь с лица и волос, вымыла руки.

Приведя себя в относительно пристойный вид, она переоделась, прыгнула в машину, и они уехали.

Фрэнси достала старую Библию (подарок на конфирмацию) и распятие (подарок одного парня-католика, который влюбился в нее, когда они путешествовали по Италии). Прощальный подарок после их мимолетного студенческого романа. Потом он еще довольно долго писал ей стихи и посылал в надушенных конвертах, но Фрэнси ни разу не ответила этому милому, симпатичному парню, прекрасному любовнику, ведь с ее стороны о любви не было и речи. Но теперь она нашла распятие в одной из двух стоявших на чердаке коробок с надписью: «1994 год» — и положила его на пол рядом с Библией.

Было очень раннее утро, еще не рассвело. Фрэнси зажгла свечи и соорудила в тайной комнате что-то вроде алтаря. Она стояла на коленях перед Библией, распятием, при свечах, в банном халате и тапочках, — и ее душу наполнял смертельный страх.

Великая решающая битва.

Возможно, она состоится именно сегодня.

Ей не хотелось убивать Зака. Вообще не хотелось никого убивать. Не хотелось самой подвергаться смертельному риску. Хотелось просто сесть и поговорить с Заком. И прийти к соглашению, что у нее гораздо более весомые заслуги в их бизнесе, поэтому именно ей надлежит стать полноправным руководителем объединенной организации. А он будет стоять чуть-чуть ниже. Они могли бы разделить руководство по отраслям. Она взяла бы на себя казино, наркотики и представительские функции, в том числе шантаж и подкуп. Он мог бы заниматься оружием, отмыванием денег, крышеванием и разборками с мелкими врагами. Но с детской армией ему придется завязать. Нужно будет составить общий кодекс правил, который оба должны будут строго соблюдать, иначе начнутся внутренние конфликты.

Но было уже поздно, поэтому она сложила руки и стала тихо молиться.

О том, чтобы обошлось без крови. О том, чтобы выжить самой и близким. Да, и Заку тоже, хотя это весьма неоднозначное желание.

Иногда ей снилось, будто они дерутся, потом занимаются любовью, потом опять метелят друг друга и опять занимаются сексом (или это была борьба, а не секс? Разница во сне была неуловимой). Эти сны чередовались с кошмарами о бункере и больнице, жуткими и печальными, а еще ей снилось, как она застала Пера с Наташей. Оба они убегали в разные стороны: Наташа — на улицу, Пер — в сад. Он бегал вокруг дома, а Фрэнси бежала за ним, то проваливаясь в глубокий снег, то ступая по мягкой летней траве. Иногда она почти настигала его и могла дотронуться до спины, но он опять от нее убегал. Она звала его по имени, но он не слышал… или ему было наплевать? Наконец, выбившись из сил, она падала на окровавленный снег.

Во сне она все лежала на красном снегу, надеясь, что Пер вернется. Но его не было.

Фрэнси медленно поднялась с колен и села в большое черное кожаное кресло посередине комнаты. Оттуда были видны все мониторы на стенах. Панорамное окно выходило в сад и на улицу. В свете уличных фонарей, пробивавшемся узкими лучами, она различала очертания гамака, сарайчика для садовых инструментов и высокие ворота, которые до начала войны с Заком не пропустили на ее территорию ни одного врага.

Она вспомнила об эпизоде с головой Оливера. Ей очень не хватало своего личного фокусника. Каким милым он был! Нельзя было втягивать его в свои дела. Был бы ее частным клоуном, веселил детей на праздниках, и все в таком духе. Был бы просто другом, а не средством добычи информации. Надо отнести цветы ему на могилу, отдать дань уважения.

Время от времени Фрэнси отправляла деньги Джейн. Она ни разу не получила от нее ни слова благодарности, но и чеки обратно не приходили.

Повернувшись в кресле сначала в одну, потом в другую сторону, Фрэнси почувствовала, что ей очень хочется позвонить отцу.

Рассказать, что происходит, попросить совета и поддержки. Но нет. То, что ей смертельно страшно, еще не повод превратиться в маленькую девочку и забыть о самостоятельности.

Все же она взяла телефон и позвонила отцу на мобильный, однако оборвала звонок еще до того, как послышались гудки. «Возьми себя в руки!» — недовольно сказала она себе и пошла в гардеробную, переоделась в удобную боевую одежду черного цвета. Собрав волосы в тугой хвост на затылке, натянула тонкую черную шапочку. Отработала пару приемов карате перед зеркалом. Это было довольно глупо, но она добилась нужного эффекта — смертельный страх уменьшился, и Фрэнси снова почувствовала себя уверенно.

Напоследок она крепко зажмурилась.

Никакого страха, никаких чувств, никакой пощады.