Лепестки на воде - Кэтлин Вудивисс

— Лучше скажите, отчего в тот день вами завладела ярость, если вы убили мать вашего ребенка, оставив его сиротой?

Шимейн решила, что наслушалась достаточно обвинений обезумевшей фурии. Возможно, ее собственные познания о любви и ревности были слишком ограниченными, но ей не верилось, что рассудительная, благоразумная женщина способна охотиться за мужчиной, которого она подозревает в убийстве. Роксанна не скрывала своего влечения к Гейджу и с тех пор, как он побывал на «Гордости Лондона», находилась на грани помешательства. По-видимому, оскорбляя его, она ничуть не боялась вызвать в Гейдже якобы присущие ему вспышки ярости.

Обняв Гейджа за шею, Шимейн притянула его к себе и пылко поцеловала в губы.

— Я замерзла, и мне надоело слушать домыслы этой несносной женщины, — произнесла она достаточно громко, чтобы Роксанна услышала ее. — Хочу вернуться в дом и принять горячую ванну — может быть, хотя бы там нам будет обеспечено уединение. Мне не терпится завершить то, что мы начали, пока нас не прервали.

У Гейджа от изумления отвисла челюсть. Он не ожидал от молодой жены преданности, несмотря на прозрачные намеки Роксанны. Он с трепетом следил, как Шимейн неторопливо вышла из воды, даже не пытаясь прикрыть наготу. Подойдя к камню, на котором она оставила одежду, Шимейн подняла ее и повернулась к Гейджу во всем сиянии ослепительной наготы. Смело и гордо представ перед соперницей, она улыбнулась мужу:

— Ты идешь, любимый?

Стараясь остаться невозмутимым, он произнес:

— Да, дорогая — как только наша гостья уйдет. Но если ты хочешь, чтобы я вышел немедленно…

— Ни в коем случае! — отозвалась Шимейн. — Я не хочу, чтобы другие видели то, что принадлежит мне. Выйдешь, когда она уйдет. Я подожду.

Гейдж искоса посмотрел на Роксанну и с торжеством обнаружил, что она глядит вслед его жене, разинув рот.

— Не могли бы вы уйти? — резко спросил он, прикрывая обеими ладонями свое мужское естество. Он не знал, что Роксанне удалось разглядеть сквозь воду, но не желал даже на миг выставлять напоказ то, что принадлежало одной Шимейн. — Мне холодно, и потом меня ждет жена.

Роксанна повернулась к нему и оскалилась:

— Мы еще увидимся, Гейдж Торнтон! Ты еще пожалеешь, что отшвырнул меня и женился на этой сучке!

— Вряд ли, — заявил Гейдж со спокойной уверенностью, вселившейся в него несколько минут назад, когда жена доказала ему свою преданность. — По правде сказать, чем ближе я узнаю Шимейн, тем больше убеждаюсь, что мне досталось истинное сокровище. Я безумно люблю ее.

У Роксанны вырвался оглушительный, звенящий вопль ярости, от которого птицы торопливо захлопали крыльями и беспорядочной стаей взмыли в воздух. Роксанна развернулась и бросилась к берегу реки, откуда пришла.

Гейдж дождался, когда с реки донесется плеск весел, вышел из воды, натянул бриджи и босиком направился по тропе к дому. Сжимая одной рукой ворот халата у самого подбородка, Шимейн спешила в новую ванную комнату с ведром горячей воды. Увидев Гейджа, она улыбнулась.

— Помоги мне принести воды, — стуча зубами, попросила она, — скоро мы согреемся.

— Сейчас принесу, — пообещал Гейдж, бросив у порога сапоги. — А ты пока погрейся у камина.

Его жена остановилась и устремила на Гейджа недоверчивый взгляд:

— Разве ты не замерз?

— Я привык купаться в пруду. — Он пожал плечами. — Да и ты не замерзла, Шимейн, а просто переволновалась.

— Да, Роксанна испугала меня! Скверная женщина, считала, что я ей поверю! — В ней мгновенно вспыхнул гнев, тут же сменившийся досадой. На глаза Шимейн навернулись слезы. Она пыталась сдержаться, но едва муж подошел к ней и заключил в объятия, расплакалась, припав к его груди. — Я опозорила не только себя, но и тебя, Гейдж! Эта женщина заставила меня забыть обо всех приличиях! Теперь, увидев, как я щеголяю нагой на виду у вас обоих, Роксанна, несомненно, сочтет меня блудницей!

— Ну и что? — усмехнулся Гейдж, глядя в залитые слезами глаза Шимейн. — Что тебя тревожит сильнее, Шимейн, — обвинения Роксанны или то, что ты расхаживала перед ней в одеянии Евы?

Слезы хлынули из глаз Шимейн с новой силой.

— Тебе было очень стыдно за меня? — всхлипывая, пробормотала она.

— Боже упаси, Шимейн! — рассмеявшись, ответил Гейдж. — Я чуть не лопнул от гордости! — Он вновь обнял жену и прижался щекой к ее макушке. — Шимейн, неужели ты не понимаешь, как я был рад, узнав, что ты веришь мне? Казалось, передо мной открылись врата рая. Любимая, я чувствовал себя, словно император, вновь взошедший на трон после многолетних скитаний и злоключений. Моя радость была безмерна. Я не смел надеяться, что злобные обвинения Роксанны, брошенные мне в лицо, не насторожат тебя. Но твоя уверенность ошеломила меня и обрадовала.

Шимейн удивилась тому, как Гейдж отнесся к ее бесстыдной выходке. После бесплодных попыток опровергнуть заявления ловца воров и не встретив ни у кого сочувствия и участия, она понимала желание Гейджа доказать свою невиновность и найти человека, который бы верил ему. Неожиданно она заметила, что дрожь прошла. Прижавшись к мужу, она улыбнулась:

— Я выглядела порочной женщиной, правда?

Гейдж рассмеялся и крепко прижал ее к себе.

— Совершенно испорченной, любимая.

Возвращение Эндрю направило жизнь Торнтонов по истинно семейному руслу, и хотя мальчик удивился, обнаружив, что Шимейн перебралась в спальню его отца, он охотно принял ее как замену матери, которую почти не помнил. Смутные воспоминания о нежном лице и длинных светлых волосах, которые он навивал на пальцы, пока мать укачивала его и пела, время от времени еще мелькали в его непрочной памяти. Другое, страшное воспоминание возникало гораздо чаще: отец надолго оставил его, плачущего, в постели и вернулся домой с безвольно обвисшим телом красивой женщины в руках. Даже спустя долгое время, увидев ее во сне лежащей на постели со струйкой крови, сочащейся из уголка бледных губ, Эндрю в ужасе просыпался и подолгу не мог успокоиться.

Новая мама тоже пела ему и, когда он просыпался в кошмарах, обнимала и утешала его. Она даже брала его с собой в постель. Эндрю клал голову к ней на плечо, пока она баюкала его, а отец обнимал их обоих. Спустя некоторое время, убедившись, что малыш уснул, отец относил его обратно в кроватку. Остаток ночи Эндрю проводил в приятных сновидениях.

Комнату Эндрю отделили от спальни родителей: дверной проем, разделяющий спальни, заменила настоящая дверь. Вторая дверь позволяла Эндрю выйти из спальни прямо в гостиную. Благодаря этим нововведениям Эндрю реже просыпался от шума и голосов, доносящихся из родительской спальни, а его отец и мачеха обрели уединение.

Впрочем, новая дверь не обеспечивала полной свободы действий. Это стало очевидным, когда однажды ночью Эндрю проснулся, желая выйти в уборную, и, распахнув дверь, вбежал в отцовскую спальню. Мальчик не понял, почему отец стремительно перекатился на другую сторону кровати, подальше от Шимейн, и поспешно набросил на себя простыню. Эндрю услышал только, как он застонал и упал на подушку — должно быть, у него болел живот. Внезапный смех родителей тоже вызвал у малыша замешательство. Но ему требовалось срочно выйти, и он подошел поближе к постели, глядя в освещенное луной улыбающееся лицо Шимейн.