Марргаст. Первое семя тьмы - Анна Чайка

Кажется, в этот момент я немного кричал.

− Ты прав. Однако давить на Борислава предсказанием мы не можем. В лучшем случае его советники − волхвы со жрецами − просто сочтут слова Наины ересью. А нам нужна его власть и его войско. Поэтому князь не должен узнать о твоей роли в великом противостоянии.

Я осекся.

Глупость − имя мое. Позабыть о такой важной мелочи. О лютой ненависти и столь же сильном ужасе, который Борислав Налесов и его родня питала ко всему, что напоминало о величии Горохового рода.

Интересно, как он смог себя пересилить и разделить ложе с Софией, так похожей на своего благородного предка? Или с ней все по-другому?

Как назло, в пророчестве был упомянут вечный трон из неразрушимого камня, который создаст себе избранный Живью. Мало кто поверит в околесицу, написанную рукой безумца, но… Я покосился на грязную рубашку Наины. Вот так ирония − обычный кусок ткани мог легко погубить человека.

Князь и его братья не должны это прочесть.

Пока меня одолевали мрачные мысли, в опочивальню верховного наставника с жутким грохотом ввалились Лисавета и Мечеслав. Похоже, я забыл запереть дверь, а они, узнав о моем возвращении, пришли подслушивать.

− Думаю, на сегодня хватит, − сказал Симеон, ловко пряча одежду предсказательницы в шкатулку. − Ты устал с дороги, брат мой. А твои друзья так соскучились, что чуть не сломали дверь. Уверен, они жаждут узнать о твоих приключениях. Прошу лишь об одном, не рассказывай слишком много. Для всеобщего блага.

Он улыбнулся и подтолкнул меня к выходу. Я не противился. Для всеобщего блага, говорите? Похоже, это станет моим новым девизом, даже если я того не хочу.

− О твоем наказании, как и о новых испытаниях, поговорим завтра. Или тогда, когда я освобожусь. Много дел предстоит переделать всем нам. Ох, как много!

Нас буквально выталкивали прочь. Лиза и Меч, покраснев, как раки, бормотали извинения и перемигивались со мной, явно дожидаясь, когда мы останемся одни. А в коридоре маячил знакомый силуэт. Что ж, раз их привел Радогост, значит он тоже хочет услышать правду.

«Живь и живь такие же разные понятия, как Навь и смерть. Одно есть безграничная энергия, другое − причина ее возникновения, ошибочно принимаемая за Божество»

из записей ученой головы Малика Торецкого

Хорошо, что кроме ужасного аппетита, внутреннего взора и постоянных кошмаров, смаг получал в нагрузку дюжую выносливость. Пересказывать все, что со мной приключилось за последние недели, было весьма утомительно. Я и сам не до конца не понимал размаха рухнувшей на меня ответственности. Это было… слишком. Просто слишком. Слишком странно, слишком глупо, слишком − слишком.

Временами хотелось лишиться рассудка, да только, видимо, это не может произойти дважды.

Сидя в тесной комнатушке и попивая живую воду из поданной наставником фляги, я вспоминал детали разговора с Симеоном, пытаясь одновременно навести порядок в своей порядком утомленной душе. Лиса и Мечеслав слушали, раскрыв рты. И чем дальше я заходил, тем больше почтения выражали их лица.

Затем пришла очередь Радогоста. Он прибыл в обитель немногим раньше меня. Выяснилось, что на Востоке дела обстояли ничуть не лучше; Шишигари резвились в городах вплоть до самой границы Поливны. Братьям приходилось туго.

Если бы в смутные времена местная обитель не оказалась разрушена, она смогла бы сдержать натиск Тьмы. В ходе борьбы погибло много смагов. Им на замену в скором времени обещали привезти новичков-рарогов, которых зацепила эпидемия нахлынувших теней.

Кроме того, Радогост столкнулся с теми же следами деятельности Нигола, что и мы, только в гораздо больших объемах. Он сказал, что им были обнаружены целые землянки, забитые костями, со следами жертвоприношений. В одной из них надписью на старо-поливском: «Здесь мертвые заменят живых», был исписан каждый уголок. А неподалеку, в луже крови нашлись сразу два марргаста.

− Получается, − протянула Лиса, поджав под себя худые ноги в грубых мужских штанах, − Нигол оставлял послания Горына. Эти жуткие твари должны были напугать других бессмертных на Востоке и Севере. А князя Борислава он одобрил?

Радогост почесал перевязанной ладонью заросший подбородок:

− Людям никогда не понять иных существ. И говоря про Поливну, мне показалось, что дела там давно нечисты. Без всяких колдунов. Беспокойные времена грядут, темные.

Я был с ним согласен, но все же что-то упрямо мешало мне сложить фрагменты картины в единое целое. То, что я слышал своими ушами. Как же это звучало?..

… Я глас тех, кто истинно владеет этими землями. А так же этим миром и мирами другими…

Почему в разговоре с князем Нигол говорил во множественном числе про другие миры? Он точно служит Горыну? Или кому-то еще? Может, они вдвоем подчинялись существу, способному напугать богов, кому-то вроде Чернобога? Эта вполне вписывалось в представление о будущей битве добра со злом.

Или я слишком сильно копаю? Становлюсь подобием княжича Лучезара с его вечными заговорами.

Выказав желание побыть в одиночестве, я отослал всех прочь. Даже Мечеслав, который имел полное право оставаться в общей спальне, встал и покорно направился за Лисой. Лишь задержался на пороге, чтобы сказать:

− Я должен был сделать это раньше. Извини за то, что следил за тобой. Наставники настояли. Они считали, что ты можешь себе навредить.

Не скрою, дружище, в чем-то они были правы.

Но ответил я ему иначе.

− Ничего страшного, − широко дружелюбно улыбнулся. − Это твой долг перед Братством Тишины. Извини и ты, что обманул. Надеюсь, голова не болит?

Мой сосед и некогда друг смущенно коснулся затылка.

− Да я теперь этой шишкой гордиться буду. Сам Первый из первых меня ударил.

«Первый» − стоит ли начинать привыкать к такому обращению? А не поздновато ли для взращивания самомнения величиной с Карколист? Хотя с другой стороны, меня скоро скормят гигантскому змею, точно жертвенную девственницу, так чего понапрасну скромничать?

Развалившись на заправленной постели, я попытался услышать зов Живи. Уверен, теперь, когда все стало ясно, как день, она должна подчиниться моей воле. Горох вот мог ею управлять!

Но вместо тихого голоса, имитирующего интонации матери, ко мне пришел сон. Тяжкий, тягучий, он просто залился в череп через ушное отверстие и залепил там все серой пеленой забвения. Я спал, и спал, и спал. Не удосужившись раздеться или принять омовение.

Я проспал подряд несколько дней, и это было вопиющим нарушением правил Братства. Но теперь мне прощалось многое. Я стал особенным. Исполнившаяся детская мечта, не иначе.