Ящик Пандоры - Луанн Райс

— Сэр, позвольте нам позаботиться о нем, — один из парамедиков обратился к Конору.

— Я останусь с ним, — возразил Конор.

— Нет. Найди Чарли и Гвен, — запинаясь, произнес Том. — Тебе надо это сделать… найти их, убедиться, что с ними все в порядке. Собака… Они захотят увидеть Мэгги. От этого им станет лучше, просто спроси Джеки, она расскажет тебе о Мэгги… — голос Тома затих.

Оставить брата было самым трудным, что Конор когда-либо делал. Он наблюдал, как парамедики измерили жизненные показатели, обработали и перевязали рану и переложили Тома на носилки. Затем погрузили его в вертолет «Лайф Стар», закрыли двери и взлетели. Конор проглотил образовавшийся в горле комок. Он стоял неподвижно, глядя вверх, пока вертолет не скрылся из виду. Затем забрался в свою машину, включил сирену и помчался к шоссе в направлении Катамаунт-Блаффа.

Клэр

Я свернула на крутую тропинку в конце пляжа Хаббартс-Поинт и направилась в лес, петляя между деревьев. Я жила в этих лесах в течение нескольких дней после нападения, купалась в водах пролива Лонг-Айленд, залечила свои раны. И внутренне очень надеялась, что призрак моего отца и крики горного льва защитят меня от опасности. Защита проявилась во многих формах. Моя любовь к природе и моему отцу, а также их любовь ко мне дали мне силу и храбрость, и я выжила.

Я миновала скалистую бухту, где двадцать пять лет назад в ту летнюю ночь, когда я нашла тело Эллен, началась моя часть тайны. Мне до сих пор вспоминается ее золотой браслет, поблескивавший в свете звезд.

Носила ли Эллен этот браслет в Канкуне? Поймала ли римская монета, свисавшая с тяжелых звеньев, биолюминисцентное свечение океана, фосфоресценцию моря в ту ночь, когда Эллен стала свидетельницей того, как Гриффин изнасиловал Марни Телфолд? Слова Спенсер, ее описание того часа на пляже отпечатались в моем мозгу и придали мне еще больше смелости, укрепили мое стремление продолжать путь к Катамаунт-Блаффу.

Я вышла из леса на поляну — открытую территорию между домами и опушкой леса — и почувствовала запах жимолости и роз, все сады были в цвету. Вместо того, чтобы спрятаться в укрытии, я высоко подняла голову и направилась к своей студии. Волны разбивались о скалы, их рокот смешивался с шумом газонокосилки, работающей где-то дальше по дороге.

Наступил вечер, но солнце все еще стояло высоко. Мы приближались к самому длинному дню в году. Мне было интересно, кто находился в Блаффе, кто мог смотреть из окна. Если бы они увидели меня, решили бы, что я воскресла из мертвых? Уэйд и Леонора, скорее всего, были дома, готовясь к приему коктейлей перед ужином.

Впрочем, по большому счету мне было все равно, кто меня увидит. Джеки знала, что я тут, и я была готова покончить со всем этим.

Пересекая лужайку, я услышала, как к нашему дому подъезжает машина, отрываются и захлопываются двери, раздаются отдаленные голоса. Я напряглась, и мое сердце заколотилось — так почти подсознательно проявился ставший уже привычным страх.

Я побежала к своей студии и вошла внутрь, выглянула в окно и посмотрела на дом. На улице никого не было, и никто не шел в сторону моей студии. Мне подумалось, что меня еще не заметили. Хорошо, это даст мне время. К тому же я чувствовала себя увереннее, почти наверняка зная, что Конор отправится сюда, как только поговорит с Джеки.

В студии был порядок. Она не всегда выглядела так. В разгар проекта я часто не следила за пространством и разбрасывала свои рабочие материалы повсюду, но, закончив работу для выставки, навела порядок почти на всех поверхностях. Исключение составил лишь простой фермерский стол в углу комнаты. Сам стол был куплен нами на блошином рынке в Беркшире, когда мы с Гриффином только поженились.

Мы отправились кататься на беговых лыжах и остановились в старой гостинице к северу от Стокбриджа. Лыжные трассы были прекрасными — они проходили по полям, припорошенным свежевыпавшим снегом поверх глубоко утрамбованного пласта и окаймленным высокими соснами и елями, ветви которых отяжелели от снега. Если бы существовало руководство по проведению романтических выходных зимой, у этого варианта — по крайней мере, для первой ночи — была бы своя глава. Огонь в камине нашей спальни, снег, падающий снаружи, уют гостиницы, построенной в тысяча восемьсот девяностом году. Гриффин купил мне первое издание сборника стихов Эмили Дикинсон. Она жила в Амхерсте, всего в часе езды на восток.

— Спасибо, я в восторге, — сказала я, держа в руках книгу. И действительно была в восторге — не только потому, что обожала стихи, но и потому, что Гриффин был таким заботливым, принес мне неожиданный подарок. Я постоянно была как на иголках, старалась не расстраивать его, чтобы не испортить своему мужу настроение, и эти выходные были целебным бальзамом. Никакого стресса. Никакого гнева.

— Позволь мне прочитать тебе один, — попросил он.

— Мне выбрать? — спросила я.

— Нет, давай я сам.

Мы лежали на ковре перед камином, уютно устроившись на пуховых подушках и одеяле, свет огня отражался на потолке над нами.

— Вот это, — сказал он и прочитал одно из самых ее экспрессивных стихотворений, «Безумные ночи».

Безумные ночи

Когда с тобой я

Богатства дороже

Мне близость твоя…

Я засмеялась и крепко его обняла, наслаждаясь духом стихотворения, задором и эмоциями, которые он вложил в свое прочтение. Мы шутили о том, что у нас будет своя безумная ночь, и наша страсть не давала нам спать так долго, что мы проспали завтрак и отправились кататься на лыжах только к полудню.

По дороге домой мы остановились на блошином рынке в Лонг-Брук, желая купить что-нибудь на память об этих выходных и нашей безумной ночи. Я подумала, что это должно быть что-то для нас обоих, но, едва увидев этот стол — старый поцарапанный клен, скрепленный деревянными шпильками, Гриффин сказал, что у меня должен быть такой.

— Для твоей студии, — уточнил он. — Чтобы ты могла проводить весь день за работой и думать обо мне.

— Я всегда думаю о тебе, — ответила я.

— Но это совсем другое, — возразил он, обнимая меня за плечи. — На этом столе будут храниться твои материалы для работы. Твои коробочки.

— Панно-витрины, — поправила я.

— Верно, — усмехнувшись, согласился он. И этот смешок послужил мне сигналом, что все вот-вот изменится. — Панно-витрины, прости. Похоже на то, что делают дети на уроках рисования. В любом случае, на этом столе будут лежать все странные вещицы, которые ты собираешь. Он будет поддерживать их и оберегать, как я делаю это для тебя.

— Ну, мы делаем это друг для друга, — сказала я, хотя и не знала, точно ли он говорил о деньгах — у него их определенно было больше, чем у меня, но я продавала свои произведения, зарабатывала на жизнь.

— Не притворяйся, будто мы на равных, — возразил Гриффин. Мы стояли у кассы, он держал кредитку наготове.