Метро 2035: Питер - Шимун Врочек

– Но… – попытался возразить торговец.

– Поговори мне еще! – прикрикнул патрульный. Торговец замолчал, лицо вытянулось окончательно.

– Все в порядке? – Патрульный продолжал улыбаться. И щурился при этом безбожно, лицо перекосилось.

У него зрение нулевое, наконец сообразил Иван. А очки не носит – потому что дорогое удовольствие, не для всех.

«Он, видимо, только на размеры предметов реагирует. А я еще спрашивал, какая из меня женщина. Ага. Очень даже ничего».

«Думаете, найдется идиот, который в это поверит?»

Нашелся.

– Спасибо, – сказал он тонким голосом. Повернулся и пошел, спиной чувствуя, как патрульный смотрит на его задницу.

Пронесло.

Краем глаза Иван увидел, что Орлов уже расплатился. Пошел прочь. И только потом Иван взглянул на вещь, которую приобрел ценой стольких переживаний. В руке у него была помада в пластиковом корпусе. Густо-красного, почти бордового оттенка.

* * *

– Ой, какая прелесть, – улыбнулась Настя, жена Шакила, принимая подарок. – Спасибо! Дай я тебя поцелую.

Иван с удовольствием подставил щеку. В отличие от здоровенного Шакила, жена невского диггера была ростом на полголовы ниже Ивана. Миниатюрная брюнетка. Его тронули мягкие губы.

Настя погладила диггера по напудренной щеке.

– Ой, Ванечка, какой ты хорошенький.

Иван поперхнулся, закашлялся. Уберфюрер захохотал.

В воздухе пахло молоком и домашней готовкой.

Обитал Шакилов с семейством в торце «Невского», в одной из бесчисленных клетушек, отделенных от соседей фанерной стеной, с женой и сыном полутора лет. Сын возился на полу, играя с резиновой разноцветной рыбкой. Совал в рот, слюнявил, возил по полу, снова слюнявил. И все это с серьезным лицом.

– Где Шакил-то? – спросил Иван у Насти.

– Ушел по делам. Скоро придет, сказал. Ты переодеваться будешь?

Иван оглядел себя. Желтая кофточка, серая юбка, колготки фиолетовые, в ромбик. Плюс боевая раскраска. Блин, чудище на страх врагам. Ядерная боеголовка. Мемов должен помереть от одного взгляда на теперешнего Ивана.

– А надо? – спросил он.

* * *

Шакилов оглядел Ивана с ног до головы, крякнул. Брови у него застыли где-то на отметке «очень удивлен». – Ну ты, блин, даешь.

– Ага. – Иван ухмыльнулся.

– Живой, значит, – констатировал диггер.

– Живой, – согласился Иван. В следующее мгновение его облапили, сжали. Дыхание прервалось.

– Шакил, раздавишь, блин! – прохрипел Иван, пытаясь вырваться. – Поставь меня на место. Здоровый, как не знаю кто. – Когда Ивана вернули на землю, он перевел дыхание и внимательно оглядел невского диггера. – Как твоя рана?

Шакилов был бледный и исхудавший. Прошло уже сколько? Иван попытался посчитать. Да, уже почти месяц с того дня, как его ранили. – Все хорошо, – коротко ответил Сашка, из чего Иван заключил, что все не так уж благополучно.

Сели пить чай.

– Рассказывай, – велел Иван.

Новости были не слишком хорошие. Впрочем, и не совсем плохие. Война закончилась. Альянс по-хозяйски подмял под себя «Маяковскую», «Восстание» – впрочем, это было понятно с самого начала. С недавних пор поговаривали, что Мемов пригласит царя бордюрщиков Ахмета встать во главе администрации «Площади Восстания». Мол, личный ручной царек и видимость справедливости… «Василеостровская» на месте, Постышев по-прежнему комендант. Станция получает пару часов в день электроэнергию с «Адмиралки», для чего протянут высоковольтный кабель.

В общем, короткая цепь, чтобы василеостровцы не дергались.

– А про моих ребят ты что-нибудь слышал? – вклинился Убер. – Где они?

Шакилов посмотрел на него. Поднял брови.

– Ты что, ничего не знаешь?

– Откуда?

– Да с ними вышла некрасивая история… После тех событий, когда на «Восстании» народ покрошили… понимаешь… – Шакилов замялся. – Всемирный совет метро насел на Мемова. То, се, незаконный захват и прочее. Ты их видел, такие болтуны в костюмчиках… в общем, потребовалось бросить им кость. Ну, Мемов им и бросил. Вот вам отдельные факты произвола, вот вам военные преступники. Короче, начали искать виноватых, чтобы заткнуть мировой, бля, общественности рот… – Он совсем замолчал.

Глаза Убера стали мертвыми.

– И нашли, насколько понимаю? – спросил он негромко.

– Нашли, – сказал Шакилов. – Скинхедов проглядеть трудно. Их обвинили в военных преступлениях. В убийствах, мародерстве, изнасилованиях. В общем, ты понял, что это означает. Трупы три дня висели над путевым туннелем – как положено по законам «Невского-Гостинки». Один, говорят, сумел сбежать… вот и все, что я слышал. Его до сих пор ищут.

– Кто? – В голосе Убера не было ничего живого.

– Пожилой такой. Как его?

– Седой, – сказал Убер.

– Ага, точно. Седой. – Он посмотрел на скинхеда. – Мне жаль, друг.

Уберфюрер поднялся.

– Убер! – позвал Иван. Тот отмахнулся и вышел. Сашка выглядел виноватым. «Плохих гонцов…» – подумал Иван. Он посмотрел на Шакила и задал вопрос, который берег с самого начала разговора:

– Таня?

– Горюет, – коротко ответил Шакил.

– Ясно.

Помолчали. В целом все сказано: остается действовать.

– Кстати, – Шакилов почесал круглый затылок, – я тут встретил Рамиля – помнишь, из бордюрщиков который? Телохранитель Ахмета. Ходит по «Невскому», словно он здесь хозяин. Так и хотелось подойти и в рожу дать.

– Саня! – укорила Настя, пробегая мимо с посудой.

– А чего он? – пробурчал невский диггер, но Настя уже скрылась в двери.

– А что ж не дал? – спросил Иван, разглядывая друга. Все-таки Шакил изменился. Не очень заметно, но…

– Ваня! – снова Настин голос.

– Да как-то не с руки, что ли. – Шакил помолчал. – Ты не представляешь, Ван, какие мы здесь стали осторожные… после…

– После моей смерти? – Иван поднял брови. – Понимаю.

– Саня, там Виталик хнычет! – снова Настя.

Когда Шакилов вышел посмотреть, что там с сыном, его жена заглянула в комнату. Решительная. Боевая.

– Ваня, можно тебя на минутку?

Иван кивнул. В узком коридоре между клетушек стоял горячий постирочный дух. Мимо них протиснулась девушка с тазиком мокрого белья.

– Случилось что, Насть?

Она смотрела на него очень серьезно. Ивану стало не по себе.

– Ванечка, я тебя очень люблю… но оставь ты Сашку в покое. Пожалуйста. Он и так в прошлый раз чуть не погиб. Из-за тебя, – добавила она с истинно женской беспощадностью.