Я не толстая - Мэг Кэбот

Выбирай же дорогу,

Не смотри на границу

Вчерашнего дня.

Ничего наперед

Не гадай и не трогай.

Не ищи чуда в лицах,

Ты в начале одна.

Ты в начале пути.

Но если долго идти,

Если долго идти,

Ты окажешься дома.

Хизер Уэллс, без названия

Все швы разошлись, я получила множество ушибов и порезов осколками стекла и провела ночь в больнице. Но по мне и одна ночь – это слишком много. Вы знаете, что в больнице дают на десерт? Джел-о. С фруктом внутри. Не могли дать хотя бы маленькую зефирину! Всем известно, что Джел-о – это салат, а не десерт. Кроме того, в больнице нет ванн, и можно только принять душ или обтереться губкой.

Конечно, я попыталась потратить это время с пользой. Я имею в виду, время, проведенное в больнице. Я удрала со своего этажа и навестила Хулио, было приятно узнать, что он выздоравливает, и в следующем месяце должен уже выйти на работу.

Заглянула я и к Джордану. Он очень смутился, увидев меня. А знаете, как отреагировала его невеста? Очень враждебно. Пожалуй, я бы даже подумала, что она видит во мне какую-то угрозу. Не понимаю, с чего бы это. Ее последний сингл «Потаскушка» недавно занял в чартах десятое место. Я пожелала им обоим всего хорошего и сказала, что, по-моему, они смотрятся идеальной парой.

И даже не соврала.

Меня положили в больницу только на одну ночь, но на работе дали отпуск на две недели, причем оплачиваемый. Наверное, так в Нью-Йорк-колледже полагается награждать работника, которому случилось уличить босса в двойном убийстве.

На свое рабочее место я вернулась уже глубокой осенью. Листья на деревьях в парке Вашингтон-сквер сменили цвет с зеленого на желтый, красный и оранжевый, но смотрелись довольно бледно по сравнению с оттенками, в которые красят волосы первокурсники в Фишер-холле в преддверии родительского дня. Честное слово. Иногда кажется, что работаешь в колледже клоунов.

Пока меня не было, в Фишер-холле кое-что изменилось. Прежде всего, не стало Рейчел: она в тюрьме и ждет суда. У меня будет новый босс, только я пока не знаю кто – собеседования еще продолжаются. Но доктор Джессап предоставил мне право выбора. Думаю, будет неплохо для разнообразия поработать под началом мужчины. Не поймите меня превратно, я ничего не имею против женщин-начальников, но все-таки не прочь отдохнуть от эстрогенов в офисе.

Сара со мной согласна. Между прочим, и она, и работающие студенты стали относиться ко мне гораздо лучше. Как-никак, я рисковала жизнью, чтобы схватить убийцу их соседей по резиденции. Я больше не слышу про Джастин. Только один раз Тина повернулась ко мне и сказала:

– Вот ты носишь на работу джинсы, а Джастин никогда не носила. Она говорила, что просто не может найти джинсы такого маленького размера, чтобы они ей подошли. И я ее за это почти ненавидела.

Даже Гевин в конце концов стал ко мне прислушиваться и бросил лифт-серфинг. Вместо этого он решил заняться исследованием городских канализационных колодцев. Но, думаю, и это дело он скоро бросит, потому что запах канализации не прибавит ему популярности у девушек.

Ах да, еще одна новость. Эллингтоны переехали. Теперь они живут в соседнем здании, прямо напротив нашего – в том самом, на которое в фильме про черепашек-ниндзя перепрыгивал Донателло или кто-то из его друзей, точно не помню. Но все равно миссис Эллингтон считает, что там ей и ее птичкам уютнее. К тому же теперь они не делят здание с семью сотнями студентов колледжа и персоналом резиденции.

Эти самые студенты не жалели, что Эллингтоны переехали, чего нельзя сказать об их сыне. Крис стал своего рода знаменитостью – об одержимости Рейчел Кристофером Эллингтоном кричали заголовки всех газет. И Крис решил использовать это обстоятельство для поддержки своей идеи открыть ночной клуб в Сохо. По-видимому, о том, чтобы Крис закончил юридический факультет, мечтал не он сам, а его отец. И теперь, когда его историю захотели купить канал «Лайфтайм» и журнал «Плейбой», Крис, наконец, смог освободиться от родительских оков и пойти своим собственным путем. Не удивлюсь, если на этом пути его довольно скоро арестуют.

Жильцы Фишер-холла, студенческое правительство и персонал выдвинули идею, как нам всем показалось, достойного способа отдать дань памяти Элизабет и Роберты – мы посадили в симпатичном районе парка два кизиловых деревца, и под каждым установили таблички, на которых указали имена девушек и даты рождения и смерти. Миллионы людей увидят и таблички, и деревца, которые, как мне сказали ребята с сельскохозяйственного факультета, весной будут цвести, да еще мы учредили стипендии имени Бет и Бобби.

Мне не терпится увидеть деревца в цвету, пожалуй, это единственное, чего я сейчас жду с нетерпением, ведь о том, что думает обо мне Купер, я уже узнала. Наконец. Хотя он не знает, что я знаю. Наверное, он даже не догадывается, что я помню тот разговор. Это случилось, когда он влетел на террасу пентхауса – через несколько секунд после того, как миссис Эллингтон оглушила Рейчел ударом бутылки по голове, и та рухнула без сознания. Он прослушал сообщение, которое я оставила на автоответчике его мобильного, примчался вместе с детективом Канаваном в Фишер-холл и узнал от Пита, что Рейчел жива и что мы с ней, по всей вероятности, поднялись по какому-то делу к миссис Эллингтон – он видел, как мы шли к лифту, а потом заметил нас на экране монитора. К сожалению, качество изображения на мониторе неважное (над исправлением этого недостатка мы как раз сейчас работаем), поэтому Пит не разглядел, что Рейчел прижимала к моему горлу электрошокер.

Пока детектив Канаван разбирался с пошатывающейся миссис Эллингтон и лежащей без сознания Рейчел, Купер опустился передо мной на колени и спросил, как я себя чувствую.

Помню, я тогда заморгала, удивляясь, не галлюцинации ли у меня. Я была совершенно уверена, что умираю. Наверное, именно поэтому я все повторяла и повторяла – насколько помню – «Пообещай, что позаботишься о Люси, когда меня не станет. Когда я умру, позаботься, пожалуйста, о Люси».

Купер снял кожаную куртку – ту самую, которую я перепачкала кровью – и накрыл меня. Куртка еще хранила тепло его тела, это я хорошо помню. И пахла Купером.

– Конечно, позабочусь, – сказал Купер, – но ты не умроешь. Хизер, я знаю, тебе больно, но «скорая» уже едет. Обещаю, все будет хорошо.

– Нет, – ответила я, поскольку была уверена, что умираю. Позже врачи объяснили, что у меня был шок – от боли, холода и всего прочего. Но в тот момент я этого не знала.

– Я умру в двадцать восемь лет, – сказала я, думая, что обращаюсь к галлюцинации Купера. – Звезда одного хита, вот кто я такая. Проследи, чтобы на моем надгробном камне написали «Здесь лежит звезда одного хита».

– Хизер! – Купер улыбался, я точно это видела. – Ты не умрешь. И ты не звезда одного хита.