Разведчики - Вячеслав Шалыгин

«Новости» включились, как только Леонид вошел в квартиру. Умный дом, похоже, воспринял появление хозяина как сигнал к началу обычных утренних процедур: к пробуждению, а затем умыванию и завтраку под бормотание телевизора. Зимин щелчком пальцев выключил телевизор и окинул взглядом жилище.

Несмотря на поздний час, в квартире было людно и немного суетно. Шел процесс восстановления разгромленного домашнего хозяйства. Навести порядок в пострадавшей квартире помогали улыбчивые тетеньки из частной фирмы «Генеральная уборка». Работали они очень профессионально и, главное, оперативно. Зимин едва успел «почистить перья», а квартира уже сверкала. Помощницы даже свежую постель застелили.

Леонид представил, как здорово будет спать в чистой квартире на чистом белье, и почти завалился в койку, но… каким-то непонятным образом очутился перед компьютером. Пообещав себе, что только проверит почту, Зимин включил многострадальную «Вегу».

В электронной почте обнаружились два новых письма. Одно официальное, а другое от неизвестного частного абонента. Оба письма явно относились к делу группы Филина, поэтому их в принципе можно было и не читать. Разве что из спортивного интереса, который вполне мог потерпеть до утра. Леонид зевнул и малодушно занес палец над проекцией кнопки «отмена», но в последний момент все-таки пересилил себя и начал с первого письма, пришедшего от адресата «Центральный архив Вооруженных сил СССР».

Не прошло и трех дней, как архив удосужился ответить на запрос по основным героям шифрованных записей. Просто «эталонная» оперативность. Хотя кому и куда спешить в архиве?

Зимин открыл первую прикрепленную к письму справку, на подполковника Стасенко, и удовлетворенно кивнул. Фотография военных времен была точно такая же, как в архиве секретной базы КГБ. Стасенко выглядел упитанным и неузнаваемым, если сравнивать с Гуровым.

Леонид пробежал взглядом по длинному послужному списку и отметил для себя, что информация в этой справке более скупая. Насчет того, что после войны Стасенко не уволился в запас, а был переведен в некую безымянную, имевшую лишь номер, структуру при МГБ, здесь не было ни слова.

«Каким образом он продержался в госбезопасности семьдесят с лишним лет? Как он смог объяснить свой нескончаемый трудовой стаж? Оформлял переводы в разные Управления по всей стране, фабриковал личные дела и кочевал? Или служил все годы в подразделении, о котором знали только избранные, и лишь в последние годы выбрался наверх и занял нынешний пост?»

Вопросы были интересные, но поиск ответов уж точно терпел до завтра.

«Или вообще… до пенсии. Вот когда будет много времени для всяких размышлений. Обо всем подумаю, сидя с удочкой у речки».

Леонид открыл справку на капитана Филина и увеличил фотографию. С черно-белого снимка на Зимина смотрел его сосед Никита. Или, как он представился, капитан Лебедь. Чертов шутник!

Открыв третью справку, на ефрейтора Покровского, он увидел, как и ожидал, фото «садовника» Алексея Сретенского…

Эта бывшая разведгруппа не просто всех надула, она еще и поиздевалась, придумав себе псевдонимы «на тему» реальных фамилий!

А вот справку на старшину Бадмаева Леонид открывал с особым интересом – кое-какие догадки насчет физиономии были, но уверенность пришла позже. Какую новую фамилию носил охотник, Зимин не знал, но это было вторично. В первую очередь его интересовала внешность Бадмаева.

Леонид рассмотрел фото и понял, что видел Бадмаева дважды! В первый раз он сыграл роль служащего стадиона ЦСКА, открывшего служебный вход, а второй раз – снайпера, прикрывшего группу захвата, когда брали Гурова-Стасенко.

Прежде чем открыть выписку из личного дела подполковника Васнецова, единственного до сих пор неизвестного из «бессмертной разведгруппы», Зимин сделал мысленную ставку и условно выиграл сто рублей. Андрей Михайлович следовал в фарватере принятой в группе Филина-Лебедя моды. Новую фамилию тоже взял «по мотивам» предыдущей – Репин. Ну а что? Нормальные амбиции.

Впрочем, Зимин выиграл сам у себя сотню нечестно. Он давно понял, кто такой майор Репин на самом деле. Зимин даже всячески подыгрывал Репину-Васнецову, когда тот рассуждал о том, что его до сих пор не вычислили.

Открыть последнее приложение к письму из архива оказалось труднее всего. Нет, не по техническим причинам. По личным. Когда Алевтина-Варвара выложила карты на стол, Леонид был поражен, но старался не думать о последствиях этого откровения. Он по-прежнему думал об Алевтине как о Варваре, девушке своей мечты, современной и доступной простому смертному. Теперь он мог получить подтверждение, какая между ними лежит пропасть, но не хотел этого. Понимая, что лелеет обреченную мечту, Зимин продолжал оттягивать момент истины.

«Глупость, конечно, – Леонид на миг зажмурился. – Но пусть эта иллюзия продлится хотя бы еще пять минут!»

Зимин открыл поверх письма из архива второе послание, от неизвестного частного адресата.

В самом письме было всего одно слово: «эпилог». И все. Никаких подписей или «наилучших пожеланий». А три дополнения содержали два плоских скан-изображения документов и обычный текстовый документ.

Зимин открыл первый из сканов. На экране «Веги» появился старый пожелтевший лист с машинописным текстом. На этот раз не зашифрованным, зато на немецком. Леонид опять подключил к делу свои познания в иностранных языках и перевел заголовок. «Агентурное донесение».

Зимин открыл второй скан и прочитал то же самое, но по-русски. Похоже, к оригиналу старинного «агентурного донесения» прилагался такой же древний перевод.

«Хорошо. И что же тогда третье?»

Леонид открыл электронный документ, пробежал взглядом по первым строчкам и понял, что это снова художественная реконструкция событий. Вероятно, событий, описанных в «агентурном донесении». Кстати сказать, автор угадывался прежний – тот, который написал зашифрованные тексты. Только «эпилог» не был зашифрован.

Зимин пару секунд поразмышлял, какой из документов следует читать первым, затем уселся поудобнее и погрузился в текст реконструкции…

Сентябрь 1945 года, борт грузопассажирского судна «Анна Эрбе», рейс Мадрид – Буэнос-Айрес

Вот уже неделю Отто фон Штиль имел аргентинский паспорт, но до сих пор не удосужился выучить свое новое имя. Хорошо, что почти весь экипаж, от капитана до стюардов, говорил по-немецки, поскольку на девяносто девять процентов состоял из соотечественников. Главный минус ситуации заключался в том, что в таком окружении Отто не имел совершенно никакой возможности освоить хотя бы основы языка принимающей стороны. Единственным иностранцем на борту считался «образец номер один», но и он не мог исправить положение. Его родной язык был русский.

Впрочем, языковая проблема теперь стала единственной, и в этом заключался главный плюс ситуации. Все остальные проблемы, заботы, горести, невзгоды и беды растворились за кормой судна, в Атлантическом океане.