Красивые и проклятые - Кэти Алендер

у него есть я. Я могу стать новой креатурой. Я контролирую его энергию. Я учусь.

— Правда? — проговорила я. — Вспомни все, что творилось на этой неделе. Это ты называешь контролем?

Она закатила глаза.

— Я научусь. Я останусь с ним. Он пообещал, что мы будем вместе.

— Но зачем тебе быть вместе с духом?

— Вот почему мне нужно его призвать. Он появится из книги. И позаботится обо мне, — прошептала Лидия. Ее голос стал жестче. — Алексис, ты понятия не имеешь, какая у меня ужасная жизнь. Папа потерял работу и теперь только подрабатывает в хозяйственном магазине. Он живет в своем выдуманном мире — думает, что станет знаменитой рок-звездой. Он так жалок! Меня от всего этого тошнит.

— Мне жаль.

— И нам пришлось переехать в этот мерзкий домишко. Теперь моя мама каждый вечер уходит из дома, чтобы напиться. Я не видела ее уже два дня. Они думают только о себе. Как будто я для них вообще не существую.

— Мне правда очень жаль, Лидия. Я этого не знала. — Я вспомнила, сколько раз издевалась над Лидией, просто по привычке. А в это самое время рушилась вся ее жизнь.

— Знаешь, где я брала деньги на обед? — спросила она. — До того, как появился Аральт? Я стригла газоны, Алексис. По субботам я ходила по своему кварталу и умоляла лентяек в цветастых халатах позволить мне провести весь день на солнце, таскаясь за идиотской газонокосилкой и чувствуя, как мои ноги жалят муравьи. Знаешь, сколько газонов мне пришлось подстричь, чтобы купить книгу Аральта? Чтобы убедить Таши приехать в Сюррей? А ты все это получила бесплатно. Неудивительно, что ты никогда его не ценила.

Похоже, Лидия начинала уставать. Более того, она выглядела больной. Если она не отреклась от Аральта, значит, она осталась единственной девушкой, связанной с ним. И сейчас он вытягивал из нее всю энергию.

— Лидия, послушай. Не нужно, чтобы Аральт заботился о тебе. Он не тот, кто ты думаешь. Я видела его и…

Ее лицо внезапно исказила ревность, и я поняла, что совершила ошибку.

— Он зло. Прочитай заклинание отречения и живи своей жизнью. Все наладится.

— Ой, и ты будешь за мной ухаживать? — спросила она. — Нет, спасибо, Алексис. По крайней мере, Аральт любит меня. И не из чувства жалости.

— Он никого не любит, Лидия.

Она посмотрела на меня стеклянным взглядом. Платье Таши, стоимостью примерно в тридцать выстриженных газонов, было изорвано в клочья и заляпано грязью и кровью.

— Отдай мне книгу. Я уйду отсюда, и мы больше никогда не увидимся. Я считаю до пяти. А потом сломаю тебе шею.

— Ладно, — сказала я. — Хорошо.

— Положи ее на прилавок.

Я развернулась корпусом, чтобы положить книгу. Потом подняла руки и сделала шаг назад.

Лидия рванула к книге, и я бросилась на нее. Мы упали на пол.

Она дотянулась до прилавка, схватила флакон с дезинфицирующим средством и ударила меня им по голове. Он не разбился, но удар все равно оглушил меня, а часть жидкости вылилась мне на лицо.

На несколько секунд мне показалось, что я вижу сон, в котором все это происходит с кем-то другим.

Я пошатнулась и упала на пол.

Зажмурившись и приняв позу эмбриона, я ждала, пока жгучая боль хотя бы немного уляжется. Где-то через минуту я встала на четвереньки и открыла саднящие глаза.

Все вокруг было расплывчатым и каким-то серым. Я схватилась за стул и уставилась в потолок, как жертва кораблекрушения, которая пытается разглядеть вдалеке огни спасательного корабля.

— Что случилось? Что-то не так с твоими драгоценными глазками? — спросила Лидия с притворной заботой в слащавом голосе. — Это штука очень неприятная. Мама всегда надевает очки, когда разводит ее водой.

Мои глаза начали слезиться, но слезы были какими-то необычными — густыми, липкими. Они как будто склеивали мои веки.

Меня охватил ужас.

— Боже мой, а что, если ты ослепнешь? — спросила Лидия. — Не знаешь, слепой может стать популярным фотографом?

Мне было плевать на ее насмешки. Они не значили ничего по сравнению с паникой, которая поднималась в моей груди. Я попыталась отползти к парикмахерским мойкам, но Лидия загородила мне дорогу.

— Даже не знаю, Лекси, — проговорила она. — Если промоешь водой, все может стать только хуже. Хочешь рискнуть?

Она блефовала. Наверняка блефовала. Но потом я начала припоминать, что получится, если добавить воду в хлорку… или, наоборот, хлорку в воду?

— У меня есть идея, что может тебе помочь, — проговорила Лидия. Я повернула голову на звук ее голоса, и Лидия горько засмеялась. — Ты похожа на пьяного морского льва.

Я не могу ослепнуть.

Я разрушила все, что было в моей жизни. Единственное, что осталось, — это фотография.

— Правда? О чем ты? — воскликнула я. — Помоги мне! Пожалуйста, Лидия!

Мои глаза горели, в них как будто не осталось никакой жидкости. Они больше не слезились. Даже моргать было трудно.

— Ты знаешь, о чем я, Алексис. — Лидия внезапно заговорила сухо, без доли иронии. — Я об Аральте.

Только не Аральт. Об этом не могло быть и речи. «Всего на пару минут — пока он меня не вылечит, — подумала я. — А потом можно опять прочитать заклинание отречения. Это ничего не изменит».

Но нет. Нельзя было этого делать.

— Тик-так. Пока мы тут разговариваем, твои роговицы покрываются волдырями.

Ослепнуть. И никогда больше не увидеть небо в последний день лета — такое голубое, что больно смотреть. Никогда больше не увидеть родителей, нарядившихся на какой-нибудь прием и выглядящих совершенно по-дурацки. Никогда больше не увидеть Картера — даже издалека.

— Хорошо! Я сделаю это! — всхлипнула я. У меня не было сил, чтобы думать о чувстве собственного достоинства. — Быстрее, Лидия, пожалуйста.

— Ты уверена? — спросила она. — Это ведь так не в духе Алексис. Возможно, тебе нужно время, чтобы подумать?

Мне стало казаться, что вокруг меня сжимаются стены. Паника давила на мое тело со всех сторон.

— Нет, — произнесла я. — Мне не нужно об этом думать.

Она читала клятву так медленно, как только могла. Но, тем не менее, произносила фразу за фразой.

А я повторяла каждое слово.

Как только я проговорила последнее предложение, в мое тело хлынула энергия. Я чувствовала себя как заблудившийся в пустыне человек, на которого вдруг вылили ведро ледяной воды. Мои глаза больше не жгло, руки и ноги перестали болеть. Я ощущала себя прощенной. Живой. Я легла на линолеум и уставилась в потолок, наблюдая за тем, как плитка на потолке проступает все четче. Я чувствовала, как во рту медом разливается облегчение.

Я слышала