Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Не помня себя, Данилов пошел назад через набережную. Услышав недалеко топот, распластался на асфальте, как мертвый.

Пробежали мимо, в сторону моста. Человек пятьдесят. Оборвыши тяжелых ботинок не носили, предпочитая болотные сапоги, а на суше − самодельные кеды на резиновом ходу.

Наемники? «Коты» сюда бы не добрались. Остатки «енотов»? Пытаются прорваться на юг? Самоубийцы. Там их уже ждут. И нет ничего, кроме целого материка диких земель.

Он успел добежать до ближайших домов и спрятаться во дворе, когда началась стрельба, эпицентр которой был там, где они с Денисовым только что пытались прорваться. Саша понял, что какое-то время все будут заняты. Двинулся на запад вдоль набережной, дворами. Чем закончился бой, он даже не смотрел, потому что исход был для него не важен.

И туда, где утонул Денисов вместе со своей коллекцией, даже не обернулся. За эти дни он видел столько смертей, что сейчас уже ничего не чувствовал. Как будто организм включил режим сбережения эмоций. Питер пожевал его и выплюнул… выблевал, как кот, подавившийся комком шерсти. Саша чувствовал, что город искалечил его сильнее, чем дорога. Добил в нем то, что начали убивать ордынцы. Кроме способности любить и верить женщине он, возможно, лишился способности иметь друзей. Чувствовать что-то, кроме потребности в людях-инструментах для достижения целей, которые не по зубам одному. Хотя и необходимость сотрудничать и самому быть чьим-то инструментом Саша тоже принимал. Но пока целью было простое выживание.

Если нельзя спасти всех, то надо спасать себя. Такое вот эрзац-ницшеанство.

Ему теперь надо придумать, как спрятаться на Острове и как потом убраться с него.

Младший лихорадочно соображал. Тоннели отпадали. И не из-за призраков! Мосты тоже. Надо искать другой способ.

*****

Войско оборвышей шло с юга по Благовещенскому мосту так же нагло, как с севера по мосту Бетанкура. Значит, скорее всего, отряд «Бойцовые Коты» перестал существовать. Со всех направлений в город входила армия внешних. Ехали телеги, машины, пулеметные грузовики, гантраки, явно трофейные. Саша даже узнал некоторые. Были и «Тайфуны».

Младший видел, как наемников резали. И «енотов», которые как-то забрели на западную половину. И местных оставшихся «котов», не делая разницы между ними.

Резали, а еще, возможно, даже насиловали, ведь женщины достанутся только самым сильным. Да, дикари, живущие по «правильным пацанским понятиям», которые во многих диких краях были в ходу, не делали большой разницы между «мальчик-девочка». Тот, кто имеет всех сам – по их мнению − нормальный мужик, да еще вдвойне. А виноват всегда тот, кто позволяет. Потому что право сильного – универсальное и древнее. Древнее любой этики и морали. Тот, кто не может себя защитить – уже мужчиной не считается. Да и человеком тоже. Аналогично рассуждали, как Саша слышал в дороге, и людоеды: кто позволяет себя съесть, тот уже не человек, а говядина.

Кого-то толстого мужика без рубашки тащили на веревках по щербатому асфальту, он орал, будто его волокли спиной по наждаку.

Кого-то в трусах распяли на рекламном щите.

Угловатые лица кружились в инфернальном танце. Кто-то плясал, высоко вскидывая ноги. Феня и мат-перемат звучали как языческие молитвы.

Остров горел. Из окон построенных сотни лет назад величественных зданий, переживших не одну войну, устоявших, когда на город, точнее рядом с ним, упала бомба – вырывался огонь.

Это был Рагнарёк для одного острова.

Отблески огня плясали на поверхности воды многочисленных каналов. Кто-то разбивал газовые и электрические фонари, выкидывал из окон мебель... и людей. Кого-то повесили в окне, кого-то − на изящном фонарном столбе, кого-то – на рекламном щите. Палили из автоматов в воздух. На исторических фасадах рисовали знак «хер»... похожий на букву Ф.

Это напоминало картину захвата варварами другого Вечного города.

Кто-то, опрокинув в себя бутылку, залез на памятник и, сняв штаны, справлял нужду. Не удержав равновесия, кубарем скатился на мостовую.

Статуи сфинксов (Саша когда-то удивлялся, почему скульптор изобразил их непохожими на лысых котов) изрисовали углем, написали на древних боках похабщину.

– Сюда! Ловите «енота», – заорал кто-то. Младший обернулся.

И увидел небольшую толпу оборвышей.

«Как же… Держи пукан шире. Я не «енот». Да и не «кот» больше. К черту этот зоопарк. Всех вас! Я человек. И уйду. А вы грызите дальше друг другу глотки, как звери».

Он приготовился отбиваться. Но бежали не за ним. А его… принимали за своего. Потому что он не делал резких движений, спокойно шел с рюкзаком среди толпы. Как выживший, притворяющийся, что он зомби.

– В дом забежал! Сюда! – орали люди в таких же куртках, как Саша. Только на них куртки сидели, как вторая кожа, а Саше в своей было очень некомфортно. Но со стороны это незаметно. Бежали в толпе и несколько человек в обычной одежде городских низов. – Мочи козла! А-а-а! Гаси падлу! Вали петуха! Век воли не видать…

Значит, тут вперемешку обитатели болот и местные восставшие.

Толпа ринулась к одному из высоких каменных домов, и вдруг загремели выстрелы.

Несколько нападавших упали, но остальные ворвались в подъезд… в парадное.

Выстрелы гремели уже внутри, постепенно затихая. Выглянув из-за куста, Саша увидел, что среди убитых врагов лежит лодочник Краб. В куртке внешних.

Пуля попала в голову, но крови было совсем немного. Хотя он перед смертью явно успел напиться крови тех, кого ненавидел.

Идея вдруг пронзила мозг Младшего, как гвоздь. «Гондольеро»!

Надо найти конфискованную лодку. Любую, не обязательно Краба.

Еще лучше − катер с мотором или большую яхту с парусом… но вряд ли он сможет такими управлять, а на безрыбье сойдет и маленькая весельная посудина. Ему достаточно отдалиться от берега, а потом пристать к нему снова в безопасном месте. Подальше от всего этого. Океан пересекать Молчун не собирался.

Горело все. Дома, лавки, джипы магнатов с тонированными стеклами, а может, и их «тонированные» тёлки из солярия.

Те лавки, которые не сожгли, были разграблены и зияли разбитыми витринами. Видел, как пылало казино «Ланфрен-ланфра» – окна светились ярче, чем псевдо-неоновая реклама по ночам, а чучело «Нового русского» лежало, как убитый великан, и кто-то отбил ему руки и разбил голову, а кто-то наложил на него кучу.

Несколько часов, пока немного не утихнет кипиш, Младший отсиживался в заброшенном дворе-колодце. Видно было, что место это люди не посещали много лет. Дом явно аварийный, опасный и облезший, как прокаженный, а окна не просто заколочены – такое бывает и в использующихся зданиях – в