Пережить ночь - Райли Сейгер

— А почему фильмы? — спросил Джош.

— Потому что они способны представлять наш мир и улучшать его, — ответила Чарли. — Фильмы в этом смысле волшебны. Все преувеличено. Цвета ярче. Тени приглушеннее. Действия более жестокие, а любовные связи более страстные. Люди внезапно разражаются песнями. Ну или по крайней мере делали так раньше. Эмоции — любовь, ненависть, страх, смех — все гораздо сильнее. А люди! Все эти прекрасные лица крупным планом! Так красиво, что трудно отвести взгляд.

Она сделала паузу, понимая, что увлеклась. Но оставалась еще одна вещь, которую она хотела сказать. Ей нужно было сделать это обязательно.

— Кино — это как жизнь, — наконец произнесла она. — Только лучше.

Она намеренно опускала еще одну истину, которая заключалась в том, что в кино можно потерять себя.

Чарли узнала об этом в день гибели родителей, когда бабушка Норма приехала, чтобы остаться навсегда.

Авария произошла в субботу утром, в середине июля. Родители уехали пораньше, чтобы отправиться в сад с лужайками, расположенный через два города. Они еще достаточно долго будили ее, чтобы сказать, что вернутся к десяти.

Чарли в ту пору не придала особого значения, когда минуло десять, а они все еще не появились. Не волновалась она, даже когда дедушкины часы в гостиной пробили одиннадцать. А через пятнадцать минут в дверях появился полицейский. Помощник шерифа Андерсон. Отец ее подруги Кэти. Однажды, в десятилетнем возрасте, она ночевала у Кэти, и на следующее утро мистер Андерсон испек им блины. Это было первое, что вспомнила Чарли, когда увидела его на пороге: как мистер Андерсон стоял у плиты с лопаточкой в руке и переворачивал блины диаметром с обеденную тарелку.

Потом она увидела в его руках шляпу. Заметила и серый оттенок его лица. И неуверенное топтание на придверном коврике. Тогда Чарли поняла, что произошло нечто ужасное.

Помощник шерифа Андерсон откашлялся и сказал:

— Боюсь, у меня плохие новости, Чарли.

Остальное она едва слышала, фиксировала только самые важные фрагменты. Несчастный случай. Шоссе. Погибли мгновенно.

К этому времени появилась миссис Андерсон, без сомнения приведенная в качестве поддержки. Она обняла Чарли и сказала:

— Есть кто-нибудь, кому мы можем позвонить, дорогая? Родственники?

Девочка всхлипнула, сказала, что есть бабушка Норма, а потом разрыдалась и не прекращала плакать еще несколько часов, пока та не приехала.

Норма была актрисой. Или пыталась ею стать. Как только ей исполнилось восемнадцать, она проделала стандартный путь до Голливуда на автобусе, как миллион других девушек из маленьких городков, которым сказали, что они хорошенькие или талантливые. У бабушки было и то, и другое. Чарли видела фотографии красивой брюнетки с фигурой Риты Хейворт и не раз заставала Норму поющей на кухне, когда та думала, что ее никто не слышит.

Чего не хватало юной Норме Харрисон, так это удачи. После года работы гардеробщицей и бесконечных прослушиваний, не продвинувшись ни на миллиметр к сцене мечты, она запрыгнула обратно в автобус и вернулась в Огайо немного более закаленной и очень униженной.

Но это не повлияло на ее любовь к кино. Или к картинам, как она до сих пор их называла, как будто была ходячим говорящим заголовком Variety[11].

— Давай посмотрим картину, — предложила она Чарли в ту первую тяжелую ночь, когда они обе были слишком подавлены горем, чтобы что-то делать, и, совершенно шокированные, просто сидели молча.

Чарли совсем этого не хотелось. В то время она еще не была большой поклонницей кино, несмотря на то что всегда знала, откуда взялось ее имя. То было дело рук бабушки Нормы. Она питала слабость к Хичкоку и привила эту любовь матери Чарли.

— Тебе станет легче, — продолжила бабушка. — Поверь мне.

Чарли уступила и присоединилась к ней; лежа на диване, они смотрели старые фильмы всю ночь, до рассвета. Персонажи разговаривали грубо, курили и пили виски стакан за стаканом. Даже женщины. Убийства, обманы и взгляды украдкой, полные вожделения настолько, что щеки Чарли заливались краской.

Еще лучше были беглые комментарии бабушки, благодаря которым Чарли мельком увидела ее голливудские дни.

— Хороший парень, — сказала она об одном актере. — Но слишком много пьет.

— Однажды ходила с ним на свидание, — поведала она о другом. — Как по мне — уж слишком распускает руки.

Когда утреннее солнце следующего дня начало просачиваться сквозь жалюзи в гостиной, Чарли поняла, что бабуля была права. Ей действительно стало легче. Все эти бурлящие эмоции — боль, ярость, печаль, такая густая и вязкая, что она думала, будто утонет в ней, как в зыбучих песках, — на некоторое время оставили ее.

Также они смотрели фильмы до рассвета всю следующую ночь.

И следующую ночь.

И еще одну после той.

Когда Чарли осознала, что они используют кинематографическую фантазию, чтобы убежать от своей ужасной реальности, было уже слишком поздно. Она попалась на крючок.

В тот день, когда хоронили ее родителей, все казалось невероятнее, чем в жизни. Закрытые гробы бок о бок стояли в церкви в огромном пятне солнечного света, окрашенного витражами. Цветы в вазах позади взрывались яркой радугой, отлично контрастируя с одетыми в черное скорбящими, которые обмахивались из-за июльской жары веерами. Когда они собрались у могилы, небо буквально поражало своей пронзительной голубизной. Дул легкий ветерок, с которым доносились звуки евангельского хора. Внешне все было очень красиво, степенно и благочинно. Чарли испытывала огромнейшую печаль и в то же время какое-то внутреннее спокойствие. Она знала, что как бы тяжело ей ни было, она справится с этим.

После похорон она спросила бабушку Норму, знает ли она название гимна, который пел хор, когда гробы ее родителей опускали в землю.

— Что за гимн? — удивилась та. — И что за хор?

В тот момент Чарли поняла, что реальные похороны ее родителей сильно отличались от тех, что сложились в ее восприятии. Тогда же она поняла, что ее мозг все приукрасил, превратив в мысленный фильм. Изображения на пленке крутились на катушках, рассказывая чью-то печальную историю, чужую историю, и поэтому она смогла это вынести.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы снимать фильмы? — поинтересовался Джош, возвратив ее к настоящему моменту. — Коли ты их так любишь.

— Почти нет.

Чарли рассмотрела это вариант лишь мельком, когда пыталась решить, куда ей следует поступить. Она подозревала, что гораздо больше удовольствия есть в созидании, а не разборе на составляющие. И вместе с тем боялась, что знание тонкостей производства фильмов разрушит магию, возникающую при их просмотре, а поскольку в ее жизни и так было мало этой самой магии, она не захотела рисковать.