Дело Белки - Александр Даган

— Потом, когда ты ему на плечи взобрался, тоже не показатель. Это на тебя харизма Иван Иваныча подействовала. По себе знаю. Когда он на задании, всю группу на подвиги тянет.

— Тогда о каком же испытании речь? — потерялся я, потому как, кроме выездки Кощея Бессмертного, за мной на данный момент никаких героических деяний не значилось.

— А что? — ухмыльнулся Длинный. — Скажешь, Серый тебя в коридоре не пугал? Про зубы свои не рассказывал?

— Рассказывал, — признался я.

— Ну вот! А ты говоришь… Кстати, если уж на то пошло, зубов у него не сорок два, а всего тридцать шесть. Сам понимаешь, волк он немолодой. Не первую сотню лет живет. А правильный уход за зубами и вовсе полвека назад придумали.

— Конечно, — вежливо согласился я, как будто меня так уж сильно волновали проблемы волчьего кариеса.

— Только, пожалуйста… — попросил Длинный. — Это — между нами!

— Ага! Между нами! Каждому новичку об этом рассказываешь!

Мы обернулись и увидели просунувшегося в дверь Серого. На полу перед ним лежал какой-то сверток. Видимо, волк нес его в комнату и выплюнул, чтобы высказать свое недовольство Длинным.

— Гляди, Димка, вот укушу тебя как-нибудь, чтобы не болтал. Сорок два не сорок два, а все равно мало не покажется.

С этими словами обиженный зверь покинул помещение.

— Черт, — выругался Дмитрий. Наконец-то благодаря волку я узнал его имя.

— Черт! Черт! Черт! — трижды повторил он. Соскочил со стола и поднял оставленный в дверях сверток. — Как же я не догадался, что Серый тебе сюда вещички принесет! Ну ладно…

Длинный красивым баскетбольным движением бросил в меня свертком. К счастью, у моего стула были колесики. Поэтому, оттолкнувшись, я сумел красиво откатиться и принять пас.

— Давай, дружище! — распорядился новый сослуживец. — Одевайся, а я пока пойду, извинюсь перед нашим завхозом.

«Серый — завхоз!» — отложилась полезная информация в моем мозгу, в то время как сам я пытался разодрать широкий скотч, стягивающий сверток.

— Дима! — успел остановить выскочившего в коридор Длинного.

— Чего?

— А что это? — я показал на сверток.

— Это… — тон моего коллеги внезапно стал очень серьезным, если не сказать торжественным. — Это, мой друг, твоя новая рабочая одежда. Вернее сказать, форма, соответствующая твоей должности.

— А какая у меня должность?

— Тебе не сказали?!

Я замер. Вот он — момент истины. Сейчас этот чудесный представитель чудесной организации скажет, какую же чудесную работу мне предстоит выполнять. Дима тоже преисполнился значимостью происходящего. Он посмотрел на меня тем долгим проникновенным взглядом, которым в старых советских фильмах командир дивизии провожал разведроту за линию фронта, и произнес:

— Поздравляю вас, коллега! Отныне вы штатное Знамя Провала нашего Общества.

Знамя Провала. Словосочетание звучное, но непонятное. Однако, что оно значит, у Димы узнать не удалось. Сообщив мне, кто я такой, он сразу же захлопнул за собой дверь и умчался по коридору разыскивать огорченного им волка. Я вернулся к распаковыванию свертка. Вскоре мне это удалось, и я стал раскладывать его содержимое на столе, как следователь раскладывает улики. Первой попалась серебряная цепочка с подвешенным на ней кулоном-зеркальцем. Вещица была весьма изысканная и, судя по всему, старинная. Одна беда — зеркальце оказалось треснутым, и только оправа кулона не позволяла ему распасться на несколько кусочков. Далее мне попались домашние плюшевые тапочки в виде огромных черных котов. Следующий предмет оказался еще более красноречивым. Это была спортивная майка с тринадцатым номером. Мое настроение, падающее с каждым извлекаемым наружу предметом, оказалось где-то на дне Марианской впадины. Кем же, в конце концов, меня взяли на работу? Штатным неудачником? Последней деталью амуниции оказалась металлическая солонка, зачем-то снабженная капроновым шнурком и маленьким карабином. Шнурок крепился ко дну. Так что, если бы мне пришло в голову ее подвесить, соль стала бы непрерывно сыпаться на пол.

— Ее надо будет носить на поясе! — объяснил назначение солонки Серый, вновь бесшумно просочившись в комнату. Я даже подумал, не превращается ли он ради этого трюка в кошку, но потом вспомнил о видовых ограничениях оборотня.

— Вас Дмитрий ищет, — попробовал я отделаться от волка. Состояние души у меня сейчас было не таким, чтобы с кем-то общаться.

— Я знаю! — кивнул зверь. — Пусть поищет. Чем дольше будет чувствовать себя виноватым, тем меньше будет болтать в другой раз. А ты что не одеваешься?

— Обязательно? — уныло спросил я, чувствуя, каким идиотом буду выглядеть в подобном наряде.

— Сейчас нет! — неожиданно порадовал меня волк. — Но когда пойдешь в патруль, придется.

— Вы считаете, в этом можно выйти на улицу?

— Нужно! — отрезал Серый.

Я живо представил, как первый же встретившийся мне наряд милиции искренне порадуется такому прикиду. После чего я на сутки окажусь в обезьяннике и уже не буду защищать животных, а, наоборот, изо всех сил попытаюсь защититься от них.

— Ох! Лучше бы тебя Иван просвещал, — вздохнул зверь, присаживаясь на задние лапы.

— Так давайте его позовем! — Из всех встреченных мной членов Общества Иван-дурак показался мне самым разумным и приятным в общении.

— Занят он. Бухгалтера нашего успокаивает.

Это был серьезный аргумент. Чем спокойнее бухгалтер, тем лучше служащим конторы, в которой тот работает.

— Ладно. Слушай. Объясняю в первый и последний раз! — предупредил волк. — Ты — Неудачник!

— Что?

— Не спорь!

Волк оскалился, и я решил, что возразить ему можно будет и попозже.

— Повторяю! Ты — Неудачник! Твой уровень невезения настолько высок, что тебя можно выпускать на дорогу вместо черной кошки. Ты хоть раз летал самолетом?

— Один раз летал! В отпуск!

— И как вы сели?

— Мы не взлетели. Что-то случилось с двигателем, а пока его чинили, мне позвонили и потребовали, чтобы я вышел на работу.

— Это я и имею в виду! — назидательно произнес волк, выставив вместо пальца коготь. — Пойми, если бы тебе случилось плыть на «Титанике», этот пароход не столкнулся бы с айсбергом. Он затонул бы еще при выходе из порта.

Слова Серого напрочь вывели меня из равновесия. Тем более что они вполне вписывались в мою собственную теорию. Дело в том, что я не согласен с распространенным мнением, будто жизнь состоит из черных и белых полос. Я верю в то, что у каждого из нас есть свой путь. И если человек идет по этому пути не сворачивая, вся его дорога сплошь белая. Другое дело, что по бокам от нее чужая, то есть черная территория. Поэтому, когда мы начинаем вилять (идем то по своему белому пути, то по чужому черному), нам кажется, что жизнь полосатая. Вот, например, у меня дорога сплошь черная. Белых участков на ней не встречается вообще. Но это не значит, что я неудачник. Просто я никак не найду того, что мне предназначено — ровного прямого пути белого цвета. Но я надеюсь, что когда-нибудь обязательно его отыщу. Вернее, надеялся до беседы с волком. И все же полностью признавать его правоту отчаянно не хотелось.