Трон императора - Александр Мазин

И, не дожидаясь ответа, уронил голову на стол.

– Ты напился, малыш! – пробормотал помощник Управителя.– Жаль! Но иначе ты не выложил бы и десятой доли того, что наболтал! И сожри меня демоны Джехи, если ты, малыш, похож на самерийца!

С этими словами он перенес уснувшего Кэра в спальню, на собственную кровать.

– Надеюсь, ты не сочтешь мою постель слишком жесткой, сын вождя? – сказал он.

Задернув балдахин, помощник Управителя вернулся обратно и, попивая вино, размышлял о превратностях судьбы.

Прихрамывая, Фаргал, Император Карнагрии, пересек Зал Приемов, через услужливо распахнутую дверь прошел в следующую комнату и опустился в красное обитое бархатом кресло.

Один из придворных немедленно бросился снимать с царя сандалии, а второй поспешил за теплой водой.

Люг, который вошел следом, остановился рядом с царем. Ему немедленно пододвинули кресло.

– Одиннадцатый день нет дождя! – проворчал Фаргал, поворачиваясь к Люгу.– А этот старый попугай молит Ашшура о ясной погоде!

– Ты же знаешь, о царь,– так положено! – отозвался вождь соктов.– Да и какая разница? Последний раз, если верить летописям, Верховный бог проявил себя восемьсот лет назад!

– Засуха подорвет нашу торговлю! – сказал царь.

Придворный опустил разутые ноги Фаргала в ароматную воду, и вертикальная морщина на лбу царя разгладилась.

– Ты всегда можешь поправить дела, взяв в руки меч! – пошутил сокт.

– Как бы не так! – покачал головой Фаргал, но глаза его блеснули. Война была неутоленной страстью Императора Карнагрии. Но слово «Справедливость», которое царь начертал на собственном гербе, помогало ему бороться с искушением прогуляться по землям соседей.

В начале царствования было веселее. За последние пять лет только мятеж Андасана, командующего Черной пехотой, отчасти развеял «пресную» жизнь Царя царей. Отчасти, потому что самому бунтовщику удалось ускользнуть. Поговаривали, что не обошлось без помощи кое-кого из Владык. Упоминали даже имя Хонт-Хурзака, племянника свергнутого Фаргалом императора Йорганкеша. Но доказать ничего не удалось, а карать без доказательств вины было бы нарушением той самой справедливости, которая была так дорога Фаргалу.

Царь задумчиво играл алмазным кулоном, оправой которого служила золотая вязь букв императорского титула.

– Никак не выходит из головы тот… преступник,– проговорил он.– Которого должны были повесить!

– Я помню о нем, мой царь! – кивнул Люг.

– Он,– продолжал царь,– показался мне… знакомым.

– Мне тоже, мой царь! – отозвался сокт.

Он извлек из кошелька золотую монету:

– Взгляни!

На золотом диске был вычеканен профиль Фаргала, жесткий профиль правителя-воина.

– Это ответ,– сказал вождь соктов.– На то, почему лицо мальчишки-висельника показалось тебе знакомым.

– Ашшур…– пробормотал Фаргал.– А ведь ты прав!

Люг усмехнулся:

– Нет ли у тебя сына, мой царь? Вернее, не было ли у тебя сына?

Лица придворных окаменели. Вопрос – вольный даже для лучшего друга Царя царей. Ведь у Фаргала до сих пор нет наследника! И то, что у Царя царей нет ни жен, ни наложниц… Впрочем, в склонности к тем, кто одного с ним пола, Фаргала тоже нельзя было заподозрить – во дворце такого не скроешь. Но слухи ходили разные. Говорили, что в покоях царя бывает некая женщина… И, бывало, постель царя была смята не так, как всегда, и запах в его покоях был – какой-то особенный. Но никто не видел, как царская возлюбленная приходит к нему, и как она уходит, тоже никто не видел. Поговаривали, она пользуется скрытыми в стенах дворца лабиринтами. Так же, как и сам царь, время от времени покидавший дворец в одиночку, по ночам, и возвращавшийся только под утро. Непонятно было, зачем Повелителю Карнагрии скрывать свою возлюбленную… Разумеется, никто не посмел бы спросить об этом Царя царей. Придворным царя положено быть глухими и слепыми. Чтоб не лишиться глаз и ушей.

– Так что же, мой царь? Не твой ли это сын?

Губы Фаргала сжались в бесцветную нить. Но…

Кулак царя врезался в плечо сокта с силой, достаточной, чтобы сбить с ног менее крепкого мужчину.

– Нет, старина! – воскликнул Император и рассмеялся.– Будь у меня сын, он не был бы городским воришкой, убившим нерадивого стражника. Будь у меня сын…

– …он грабил бы целые государства! – подхватил Люг.– А уж убивал не сотнями, а тысячами, мой царь! Как ты!

– Точно! – Фаргал хлопнул себя по колену больной ноги и поморщился: – Тысяча демонов! Где этот бездельник лекарь?

– Здесь, мой государь.

Царский врач, ожидавший, когда его призовут, поспешно опустился на колени у ног царя, откинул край одеяния Фаргала и принялся разматывать бинты.

– Я не жалею о том, что преступник повешен! – заявил Фаргал.– Справедливость превыше всего!

И погрузился в молчание.

Лекарь копался в ране, что-то негромко бормоча.

Люг внимательно посмотрел на царя. И нарушил его раздумье.

– Знаешь,– проговорил он,– я тоже не могу забыть того мальчишку! Может, тебе поговорить с твоими магами? Или – с астрологом?

– Если тебя беспокоит, не мой ли это сын, то – нет! – отрезал Фаргал.– Мои маги единодушно утверждают, что детей у меня нет!

– Маги? – пробормотал Люг скептически.– Нам ли не знать, как они иногда ошибаются?

– Есть более надежное свидетельство! – сказал царь.

– Чье же?

– Мое!

– А все-таки с мальчишкой не так просто! – сказал сокт.– Клянусь Ашшуром, здесь замешана Судьба!

– С каких пор ты стал верить в Судьбу, Люг Смертный Бой? – Бровь царя поползла вверх.

Сокт не ответил.

Император Карнагрии поднялся. Лекарь, не успевший толком закрепить повязку, попытался протестовать, но Фаргал не обратил на него внимания. Он шагнул к сидящему сокту, возвышаясь над ним, широкий, могучий, как крепостная башня. Ласково потрепал по плечу.

– Пока я – Владыка Карнагрии,– произнес он с нежностью.– Я – твоя Судьба, Люг Смертный Бой!

– Да, мой царь,– проговорил сокт, не поднимая головы. Лицо Люга оставалось нахмуренным.

Когда процессия возвращалась из храма во дворец, три из пяти виселиц Судной площади были заняты. Но парнишки, о котором шла речь, среди повешенных не было.

«С этим следует разобраться,– подумал Люг.– Странные вещи происходят сегодня в Великондаре. Утром какой-то бродяга прикончил трех Алых… Жаль, что тупица-сотник бросил его труп в Великон! Потом этот мальчишка… Чье тело тоже пропало…»