Дуновение холода - Лорел Гамильтон

— Не хотелось бы затрагивать болезненную тему, но принцесса была не слишком довольна, когда ее прежний жених, Гриффин, продал в газеты ее снимки, — возразил Кортес.

— Да, это причинило мне боль, — кивнула я. — Но лишь потому, что Гриффин предал мое доверие, а не из-за стыда. Когда делались те фотографии, я его любила и думала, что он любит меня. В любви нет стыда, мистер Кортес.

— Либо вы очень храбры, принцесса, либо не в меру невинны. Не знаю, правда, подходит ли слово «невинна» к женщине, которая регулярно спит почти с двумя десятками мужчин.

— Я не невинна, мистер Кортес, я просто думаю не так, как обычные женщины.

Фармер подытожил:

— Заявление короля Тараниса, что трое обвиненных им стражей совершили преступление из-за неудовлетворенных желаний, — ложное допущение. Оно основано на недопонимании королем обычаев родственного двора.

— А Неблагой двор отличается в отношении к сексу от Бнагого? — спросила Памела Нельсон.

— Позволите мне ответить, мистер Фармер? — попросила я.

— Прошу вас.

— Благие слишком подражают людям. Пусть они застряли где-то между шестнадцатым и девятнадцатым веками, но все же они гораздо больше Неблагих стараются походить на людей. Многим их изгнанникам пришлось уйти к нашему двору потому только, что они хотели оставаться мерными своей природе, а не «цивилизоваться» на людской манер.

— Вы как по-писаному говорите, — заметила Памела.

Я улыбнулась:

— Я и правда написала в колледже работу о различиях между двумя дворами. Мне казалось, она поможет моему преподавателю и сокурсникам понять, что Неблагие не так уж плохи.

— Вы первой из фейри прошли университетский курс в нашей стране, — сказал Кортес, тасуя свои бумаги на столе. — но не последней. С тех пор университетские дипломы получили несколько малых фейри.

— Мой отец, принц Эссус, предполагал, что примеру члена королевской семьи могут последовать наши подданные. Он считал, что познание и понимание страны, в которой мы живем, — необходимое условие адаптации фейри к современной жизни.

— Ваш отец не дожил до вашего поступления в колледж, если не ошибаюсь? — спросил Кортес.

— Нет, — коротко сказала я.

Дойл с Холодом потянулись ко мне одновременно. Их руки столкнулись у меня на плече. Дойл руку там и оставил, а Холод убрал и накрыл мою ладонь на столе. Они просто среагировали на мое напряжение, но их реакция всем дала понять, как они опасаются за меня при упоминании этой темы. Разговор о моем бывшем консорте их не взволновал — наверное, мои стражи думали, что стерли память о нем своими телами. И правильно думали — так оно и было. Дойл мое настроение обычно чувствовал безошибочно. А Холод, сам склонный к переменам настроения, все больше учился понимать меня.

— Полагаю, этот вопрос закрыт, — сказал Биггс.

— Прошу прощения, если огорчил принцессу, — извинился Кортес, но в его тоне не слышалось сожаления. Я задумалась, почему он счел нужным напомнить об убийстве моего отца. Кортес, как и Шелби, как и Ведуччи, не производил впечатления импульсивного человека: он ничего не делал необдуманно. А вот в Нельсон и прочих я еще не разобралась. От Биггса и Фармера я ждала расчетливого поведения. Но что же надеялся выиграть Кортес, упоминая о смерти моего отца? — Мне очень жаль, но у меня были причины поднять эту тему.

— Не вижу, какое отношение эта тема имеет к предмету разбирательства, — возразил Биггс.

— Убийцу принца Эссуса не нашли, — сказал Кортес. — Насколько я помню, даже серьезных подозрений ни против кого не было?

— Мы ничем не смогли помочь ни принцу, ни принцессе, — сокрушенно кивнул Дойл.

— Но вы ведь не состояли тогда в страже ни принца, ни принцессы?

— В то время — нет.

— Лейтенант Холод, вы также не были Королевским Вороном, когда погиб принц Эссус. Ни один из нынешних телохранителей принцессы не состоял в гвардии принца Эссуса, не был Журавлем — верно?

— Нет, не верно, — ответил Холод.

— Прошу прощения? — повернулся к нему Кортес.

Холод глянул на Дойла, тот коротко кивнул. Пальцы Холода сжались на моей руке чуть крепче. Он не любил говорить на публике — небольшая фобия.

— С нами в Лос-Анджелес приехало с полдюжины стражей, которые прежде входили в состав гвардии принца Эссуса.

— Но король весьма уверенно заявил, что ни один из телохранителей принца не охраняет теперь принцессу.

— Изменения в составе гвардии произошли недавно.

Холод все крепче сжимал мою руку, пока я не постучала легонько по его ладони пальцами другой руки. Я хотела, чтобы он успокоился — это во-первых, а во-вторых — чтобы вспомнил, насколько он сильнее меня, и не повредил мне руку. Гладя гладкую белую ладонь, я поняла, что не одного Холода пытаюсь успокоить.

Дойл придвинулся ближе и крепче обнял меня за плечи. Я откинулась в тепло его рук, чуть расслабилась возле сильного тела; мои пальцы безостановочно гладили руку Холода.

— Я по-прежнему не вижу причины задавать эти вопросы, — сказал Биггс.

— Согласен, — поддержал партнера Фармер. — Если у нас есть вопросы, касающиеся выдвинутого обвинения, мы готовы их рассмотреть.

Кортес посмотрел мне в глаза. Всем весом своего карего взгляда.

— Король полагает, что убийца вашего отца не был найден, поскольку расследованием убийства занимались сами убийцы.

Мы все трое застыли. Дойл, Холод и я. Теперь Кортес безусловно завладел нашим вниманием.

— Объяснитесь, мистер Кортес, — сказала я.

— Его величество обвиняет в убийстве принца Эссуса Королевских Воронов.

— Вы же видели, как король Таранис обошелся с послом. Не кажется ли вам, что это ясно говорит о душевном состоянии моего дядюшки? Страх и готовность манипулировать кем угодно.

— С проблемами мистера Стивенса мы разберемся, — сказал Шелби. — Но если улик не нашли, не разумно ли предположение короля, что искали их как раз те, кто и прятал?

— Наша присяга ее величеству запрещает нам причинять вред кому-либо из ее семейства, — заявил Дойл.

— Но вы клянетесь защищать королеву? — спросил Кортес.

— Да. Сейчас мы присягнули принцессе, но прежнюю присягу это не отменяет.

— Король Таранис предположил, что вы убили принца, предотвращая покушение на королеву Андаис и ее трон.

Мы все трое, онемев, уставились на Кортеса и Шелби. Инсинуация была настолько грязная, что королева за малейший намек на что-нибудь подобное отдавала в руки палача. Я даже не спросила, сказал ли это лично Таранис — больше никто при его дворе не рискнул бы вызвать гнев Андаис. Никто, только сам король, да и его она бы вызвала за такую клевету на личный поединок. Грехов у Андаис хватает, но брата она любила, и он ее любил. Именно поэтому он не убил ее и не завладел троном, хоть и знал, что правил бы лучше сестры. Вот если бы мой кузен Кел попытался сесть на трон при его жизни — может, отец и убил бы его. Кел сумасшедший в самом прямом смысле слова, а садист такой, что рядом с ним Андаис — сама доброта. Отец боялся отдать Неблагой двор в руки Кела. И я боюсь. У меня всего две причины стремиться стать королевой: спасти собственную жизнь и жизнь моих любимых, и не пустить Кела на трон.