Мечтай обо мне - Джози Литтон

— Что я отвергла?!

— Я говорю достаточно внятно! — произнес он резче и понял, что терпение его почти исчерпано. Тем лучше, пусть знает, что оно небезгранично. — Ты не просто отвергла брак со мной! Ты сказала, что никогда не свяжешь свою жизнь с грязным варваром!

Длинные ресницы девушки затрепетали, губы тоже, но она успокоилась так же внезапно, как и разволновалась. Сейчас она выглядела оскорбленной.

— Я ничего такого не говорила!

— Тогда что?

— Ничего! Я знать не знаю ни о каком браке!

Вулф сдвинул брови. Тон ее был неподкупно искренним, и возможно, что она и в самом деле не лгала. Но что это меняло?

— Значит, это были слова твоего брата. Он отклонил предложение от твоего имени.

— Невозможно! — В этом выкрике не было ничего обдуманного, отрепетированного, он вырвался из самой глубины души. — Хоук никогда бы так не поступил!

— Да ну? — заметил Вулф с нескрываемой иронией.

— Клянусь! Для начала он не стал бы действовать за моей спиной, он всегда обсуждает со мной все, что касается меня. И потом, даже с ходу решив, что этот брак нежелателен, он никогда не отклонил бы его в таких выражениях. Это вызов, а мой брат хочет мира.

Что ж, сестре свойственно превозносить брата до небес, но чаще всего это лишь приятный самообман. Вулфу не хотелось разбивать иллюзии леди Кимбры, однако другого выхода не было. Он достал из-под рубахи свиток пергамента.

— Читать умеешь?

— А ты?

— Это я прочел без труда.

Передав девушке пергамент, Вулф зажег масляную коптилку в нише, в груде камней, что удерживали ее на месте. Когда бледный огонек осветил лица, он заметил как бы между прочим:

— Надеюсь, ты не станешь поджигать судно.

Девушка сжала губы и промолчала, бегая взглядом по пергаменту.

— Это писал не Хоук.

— А он умеет писать?

Вулф был по-настоящему удивлен. Писать умел мало кто из мужчин, даже благородного происхождения. Сам он научился этому только потому, что не желал доверять важные сведения чужой руке.

— В молодости мой брат собирался уйти в монахи.

— Отчего же не ушел?

— Он не умеет смирять плоть. — Она снова внимательно изучила письмо. — Мне Хоук всегда пишет сам, но важные документы диктует писцам. Писцов несколько, и возможно, я знаю не каждый почерк.

Она сказала «возможно», а не «наверняка». Значит, не солгала хотя бы в этом. Вулф ткнул пальцем в печать в конце письма.

— Это его?

Леди Кимбра смотрела на оттиск так долго, что он почти решил повторить вопрос, когда она неохотно признала, что печать принадлежит ее брату.

— Тогда, кто бы это ни писал, слова его собственные, — отчеканил Вулф, отобрал пергамент, скатал и сунул за пазуху.

— Совсем не обязательно! Я не знаю, как под этим письмом оказалась печать Хоука, зато уверена, что он не мог ни написать, ни продиктовать ничего подобного! Мой брат хочет мира. — Она помолчала и добавила: — А вот то, что сделал ты, приведет к войне.

— Что ж, приведет так приведет.

Это было сказано так, словно он не чувствовал ни малейшего сожаления. Вулф погасил коптилку, и трюм снова погрузился во тьму.

— Ложись спать.

— Спать?! — изумленно переспросила леди Кимбра.

— Ну да, спать, — подтвердил он, не скрывая улыбки. — Это очень просто: принимаешь удобную позу, закрываешь глаза…

— Но я не усну!

— Тогда найдем этому тюфяку другое применение.

— Все, я уже сплю!

Как ни старался Вулф сохранить серьезность, смех вырвался сам собой. Прекрасная леди Кимбра имела больше самообладания, чем он мог себе вообразить. С ней не приходилось скучать, она была сплошным клубком противоречий. Он подумал, что будет истинным наслаждением приручить подобное создание. По правде сказать, он не чаял приступить к этому как можно скорее.

На палубу Вулф вернулся в чудесном настроении. Там он устроился под звездным небом прямо на голых досках и через пару минут спал крепким сном.

Кимбра окинула взглядом серо-голубую неуютную морскую даль, поплотнее закуталась в меховое одеяние и вздохнула. Хотя ветер туго наполнял паруса, команда не бездельничала. Викинги налегали на несла, так что драконья морда словно летела над волнами.

Девушка думала о том, что прошлой ночью мир ненадолго распахнулся для нее, а потом снова сузился до размера затерянного среди волн судна. Оно было далеко не маленьким — настоящий военный корабль. Она сидела на баке, то есть почти что на носу, и все же до венчавшей его драконьей морды было не менее пятидесяти футов клепанной железом дощатой палубы. В центре помешался обрубок необъятного дубового ствола, прикрепленный, должно быть, к самому килю, а из него вздымалась единственная мачта с квадратным парусом с изображением волчьей головы.

Гребцы сидели по двое у каждого весла, на скамьях, расположенных симметрично по бортам, и размеренно наклонялись и откидывались под бледным небом, где солнце едва проглядывало сквозь облачный покров. Никто не разговаривал, только скрипели снасти да слышался плеск рассекаемых судном волн.

Невозможно было сказать, сколько миль отделяло теперь Кимбру от Холихуда, но это было и не важно. Никогда прежде она не бывала в открытом море, и потому казалось, что земля исчезла навсегда, осталось только бескрайнее пространство, состоявшее из моря и неба, среди которого судно было лишь песчинкой, не говоря уже о самой Кимбре. Она чувствовала себя маленькой, ничтожной и к тому же непрестанно беспокоилась о тех, кто остался в Англии. Многие ли выжили после той ночи? Что сейчас делает брат? Что собирается делать? С каждой минутой тревога нарастала. Целую жизнь Кимбра училась оттеснять сильные чувства и теперь, уступив им, словно сгорала в их пламени.

И все же, все же… было и другое — странное, волнующее. Оно напоминало радостную приподнятость, совершенно неуместную в подобной ситуации. Ведь нельзя же наслаждаться тем, что хорошо организованная жизнь пошла кувырком! И Кимбра снова и снова искоса поглядывала на того, кто был причиной всех ее бед и единственной надеждой на спасение. Она пыталась разобраться в себе.

Ближе к полудню Вулф привел ее на палубу и велел оставаться на баке, а сам встал к рулю. Еще раньше, при первом свете дня, когда она едва успела открыть глаза, он принес пищу и воду. Расхрабрившись от такой заботы, Кимбра попросила что-нибудь из одежды, чтобы не ходить в одной меховой накидке, и получила ответ, что дать ей нечего. На судне якобы не было ни запасной рубахи, ни даже куска грубой ткани, которую она могла бы надеть под мягкий, щекочущий мех.

Разумеется, она не поверила этому (так не бывает), но спорить не стала, инстинктивно угадав, что Вулф этого ждет. Она не собиралась оправдывать его ожидания. Ночью у нее было время обдумать свое положение, и по мере того как отступал страх, росло негодование. Даже если Хоук в самом деле отправил такое письмо (он его не отправлял, но даже если!), это не оправдывало новой войны. Неужто нельзя было удалить дело мирным путем?