Неукротимая Анжелика - Анн Голон

А что же потом?..

Что же стало с графом де Пейраком после того, как с риском для жизни он сумел забрать из собственного «проклятого» дома необходимое ему золото?..

Собравшись в Сен-Клу к Флоримону, Анжелика поняла, что предупреждения Дегре не были шуткой. Садясь в карету, она лишь бросила презрительный взгляд на «поклонника», чья красная рожа уже три дня торчала под ее окнами. Она не остереглась и двух всадников, которые, выбежав из дверей соседнего трактира, вскочили на лошадей и стали догонять карету. Но едва она выехала за ворота Сент-Оноре, как карету ее окружила группа вооруженных людей и молодой офицер очень вежливо попросил ее вернуться в город.

— Это приказ короля, мадам.

Она не соглашалась. Ему пришлось показать письмо, подписанное префектом полиции де Ла Рейни с указанием не допускать выезда мадам дю Плесеи-Белльер из Парижа.

«И подумать только, Дегре взялся за это! А ведь он мог бы помочь мне, но теперь не станет этого делать! Он сообщит мне сведения о старом деле моего мужа, даст всякие советы, но в то же время будет стараться изо всех сил выполнить приказ короля».

Приказав кучеру повернуть назад, она сжала зубы и кулаки. Это насилие пробудило ее боевой инстинкт. Жоффрей де Пейрак, изуродованный и преследуемый, сумел ведь пробраться в Париж. Ну, а она сумеет теперь выбраться из Парижа!..

Она послала гонца в Сен-Клу. Скоро приехал Флоримон в сопровождении своего воспитателя. Последний начал уже, по поручению мадам дю Плесси, переговоры о продаже места пажа. Господин де Логан соглашался приобрести это место Флоримона для своего племянника и предлагал хорошие деньги. «Посмотрим еще», — отвечала Анжелика. Она намеревалась уехать, вызвав гнев короля, не раньше, чем примет все меры предосторожности для охраны своих сыновей.

— Зачем мне продавать свое место? — приставал Флоримон. — Разве вы нашли мне лучшую должность? Или мне возвращаться в Версаль? В Сен-Клу я очень пришелся к месту, и мои старания были замечены монсеньером

.

Шарль-Анри прибежал с радостными криками. Он обожал старшего брата, и тот был к нему сердечно привязан. Всякий раз, приезжая в Париж, Флоримон возился с малышом, сажал его себе на плечи и катал, давал ему подержать свою шпагу. А сейчас Флоримон выразил восхищение обаянием брата:

— Матушка, правда, он самый красивый ребенок на свете? Ему бы быть дофином, а то настоящий дофин такой чурбан.

— Не следует так говорить, Флоримон, — заметил аббат де Ледигьер.

Анжелика отвела взор от прекрасной картины: Шарль-Анри, белокурый, румяный, круглощекий, не мог оторвать своих голубых глаз от смуглого темноволосого двенадцатилетнего Флоримона. Смешанное чувство сожаления и бессилия охватило ее, когда она смотрела на кудрявую головку сына Филиппа. Зачем она заключила тот брак? Ведь Жоффрей де Пейрак посылал узнать, что с ней, и ему сообщили, что она снова вышла замуж. Ужасное, безысходное положение. Бог не должен был допускать такого!

Она тщательно скрывала, что готовится к отъезду. Шарля-Анри она решила отправить вместе с няней Барбой и слугами в замок Плесси, в Пуату. Король не посмеет, в каком бы ни был гневе, посягнуть на права сына французского маршала. Относительно Флоримона у нее были другие планы.

«Неужели король так уж разозлится на меня? — пыталась она приободриться.

— Разозлится, конечно, потому что я нарушу его запрет. Но сколько времени он может сердиться за простую поездку в Марсель? Я ведь вернусь оттуда…»

Чтобы отвлечь подозрения и показать свою покорность, она пригласила к себе своего брата Гонтрана. Наконец нашлось время сделать портреты детей. Сидя за счетами — она очень старательно проверяла все расходы, чтобы оставить дела в полном порядке, когда уедет, — Анжелика слушала болтовню Флоримона, который придумывал тысячи глупостей, чтобы занять младшего брата и заставить его смирно позировать.

— Ангелочек с небесной улыбкой, как ты мил.

— Лакомка, ты толще каноника, как ты мил…

Он подражал литаниям, в которых воспевались добродетели святых. И аббат де Ледигьер не преминул сделать замечание:

— Флоримон, нельзя над этим смеяться. Меня беспокоит дух своеволия и вольнодумства, который я в вас вижу.

А Флоримон, не обращая внимания на выговор, продолжал дурачиться:

— Барашек кудрявый, жующий конфеты, как ты мил…

— Светлячок мой, полный лукавства, как ты мил…

Шарль-Анри заливался смехом, Гонтран, как всегда, ворчал на мальчиков, а на полотне все явственнее выступали две головки, темная и светлая, головки сыновей Анжелики, Флоримона де Пейрака и Шарля-Анри дю Плесси-Белльера, в которых она видела отражение когда-то любимых ею мужчин.

Флоримон порхал легко, как мотылек, но думать уже научился. Как-то вечером он поймал Анжелику у камина и спросил, не чинясь:

— Матушка, что же делается? Значит, вы не стали любовницей короля, и в наказание он вас не выпускает из Парижа?

— Во что ты вмешиваешься, Флоримон! — возмутилась шокированная Анжелика.

Флоримон привык к вспышкам своей матери и научился не слишком раздражать ее. Он уселся на скамеечке у ног Анжелики, обратив на нее сумрачный и вопросительный взор, притягательность которого уже знал, и повторил, пленительно улыбаясь:

— Так вы не любовница короля?

Анжелика хотела было оборвать такой разговор внушительной пощечиной, но вовремя сдержалась. У Флоримона ничего дурного на уме не было. Его интересовало то же, что волновало весь двор, от главного из царедворцев до последнего пажа, — каков исход дуэли между мадам де Монтеспан и мадам дю Плесси-Белльер. А так как эта последняя была его матерью, ему особенно важно было узнать, как обстоит дело, потому что слухи о королевских милостях уже создали ему высокое положение среди товарищей. Эти будущие придворные, уже умевшие интриговать и притворяться, теперь заискивали перед ним. «Мой отец говорит, что твоя мать может все сделать с королем, — сказал ему недавно юный д'Омаль. — Повезло тебе! Твоя карьера уже сделана. Только не забывай друзей. Я ведь всегда к тебе хорошо относился, не правда ли?»

Флоримон задирал нос и важничал. Он уже пообещал Бернару де Шатору пост главного адмирала, а Филиппу д'Омалю пост военного министра. А тут мать вдруг неожиданно забрала его из дома королевского брата, говорит о том, чтобы продать место пажа, и сама живет замкнуто в Париже, вдали от Версаля.

— Король вами недоволен? Почему?

Анжелика положила ладонь на гладкий лоб сына, отбрасывая густые черные кудри, упорно возвращавшиеся на место. Ее охватило то же скорбное волнение, как в тот день, когда Кантор заявил, что хочет идти на войну, то же растерянное удивление, которое испытывают все матери, увидев, что их дети уже мыслят по-своему. Она кротко ответила на вопрос Флоримона.

— Да, я вызвала недовольство короля, и теперь он сердится на меня.