Соединенные Штаты России - Дмитрий Лим

Оба раза Бык, получив сигнал, находил его по тихому поскуливанию — Хосе сильно пугали слабые удары током. Утешать пленника приходилось внеочередной порцией сухпайка. Как выяснилось, сеньор Хосе очень уважал вкусно пожрать. Именно во время опустошения сеньором очередной каши с тушенкой, он и попытался выведать у Скрипа свою дальнейшую судьбу.

—Жить в любом случае будешь,— пожав плечами ответил Скрип, потом ухмыльнулся и добавил: — А если будешь молчать об этой встрече, то еще и долго жить.

Заметив, как побледнел пленник, растерянно водя ложкой по краям полуопустевшей банки, Рим постарался его успокоить:

—Не ссы. Отпустим, еще и наградим.

Сложно сказать, поверил ли сеньор Хосе, но кашу доел с возросшим аппетитом.

Купец не отличался слишком широким кругозором, но все же и не был безграмотной деревенщиной. Он не только умел считать и писать, но, иногда, даже читал для собственного удовольствия. Пусть книги и попадали в его руки крайне редко, и единственным томом в его домашней библиотеке была старинная Библия, но изредка за скромную денежку, он брал у соседа, торговавшего диковинками и книгами, что-то почитать.

Сеньор Хосе знал и о других странах, и о том, что живущие там нехристи едят на золоте. Что среди них встречаются маги и колдуны. И хотя Святая Мать Церковь говорила, что общение с такими еретиками может погубить бессмертную душу, купец больше не чувствовал от этих людей опасности.

Конечно, сперва он перепугался намертво, когда эти чужестранцы оглушили его, но они даже не полезли обыскивать его карманы. А между тем на груди сеньора Хосе, рядом с крестом висел тяжеленький мешочек золотых реалов. Конечно, жаль было старого Боно — его чужестранцы просто отпустили, но была надежда, что умный конь сам вернётся в свою конюшню при доме.

Хосе тяжело вздохнул, сожалея о том, что не дождался, пока Симон выздоровеет и сможет его сопровождать. «Хотя,— он взглянул на своих похитителей,— что бы смог сделать один Симон против этих здоровяков? Надо помолиться святой деве Марии, чтобы они выполнили своё обещание и отпустили меня.»

Нельзя сказать, что Рим и Бык испытали слишком уж сильный шок, когда услышали про дату. В конце концов, что-то подобное они уже подозревали. Лейтенанты выслушали новые вводные данные, пожалуй, даже с интересом, а вот Фифа еще не знала правды.

На самом деле история была аховая, и в растерянности находились все. Толком никто не понимал, как нужно действовать в этой ситуации, поэтому даже между собой бойцы группы разговаривали мало — каждый обкатывал факты внутри себя, пытаясь с ними смириться.

После небольшого разговора с Быком, Рим решил поберечь барышню. Кто знает, как она отреагирует? Только бабской истерики им здесь не хватало. Узнает позднее, ничего страшного.

Между тем, положение было более чем серьезное. Им надо было на что-то жить. Запас сухпайков уверенно подходил к концу. Мысль о том, чтобы вернуться назад, безусловно, присутствовала, но никто из них даже близко не понимал, что конкретно нужно сделать. Потому Рим тянул время, заставляя всех по очереди проходить эти адские сеансы — язык в этом мире понадобится всем.

Хорошо было уже то, что не приходилось каждый раз мучить купца — Скрип составил нечто вроде упрощенной программы и перегонял знания напрямую со своего «чемоданчика». Хотя, конечно, пациент все равно испытывал адскую боль.

Фифе же уговоры не помогли. Когда она увидела, как трясущимися руками снимает липучки с висков Бык, никакие разговоры и доводы разума не сработали — она подняла визг и рыдала как ребенок, не желая проходить урок.

Психанувший Рим отдал приказ лейтенантам связать дурынду. Так прошло ее первое занятие.

Самым тяжелым даже были не эти сеансы, а то, что все остальное время члены группы не знали, чем заняться, и маялись от безделья. На четвертый день с утра Бык забрал с собой лейтенантов и отправился на охоту. По словам Хосе в этом лесу водились даже кабаны.

Комплект сменной одежды лежал в НЗ их машины, как и положено было по описи, но ни стиральных машин, ни ультразвуковых прачечных поблизости не наблюдалось. Зато был ручей, и раскладной силиконовый то ли таз, то ли большая миска. Свалив туда груду носков, трусов и маек, Рим на голубом глазу вручил это добро Фифе и потребовал постирать.

Он был взрослый мужик, схававший в этой жизни достаточно много, и прекрасно понимал, что в любой момент может рявкнуть и построить девчонку так, как ей и не снилось, когда она жила под крылом папика. Останавливали его, как ни странно, не только жалость, но и опасения за неё.

Пусть этот мир и рухнул им на голову совершенно невероятным способом, но все они мужики, и худо-бедно приспособятся. Смогут добыть себе кусок хлеба и угол под крышей. С дурындой было сложнее: она действительно не блистала умом или характером. И как объяснить ей, во что именно они вляпались всей командой, Рим не слишком представлял.

Разумеется, девица возмущенно пыталась торговаться, но тут почему-то вмешался Скрип. Он как раз отлеживался недалеко от машины после очередного сеанса, и вся эта сцена происходила на его глазах.

Связист, кряхтя, сел на коврике, привычно потер виски и сказал:

—На вашем месте, Анжела, я бы заткнулся и пошел выполнять, что приказано. Иначе командир отдаст тебя под трибунал.

Как ни странно, этот дешевый трюк сработал. Фифа подавилась очередным возражением, подняла с земли таз и отправилась к ручью.

Здраво предположив, что стирать руками ей не приходилось никогда, Рим последовал за ней.

Времени на размышления хватало, и выводы, которые он для себя сделал, звучали весьма неутешительно.

Первое. Домой они, скорее всего, не вернутся. Природный ли катаклизм тому виной, или какие-нибудь приборы сумасшедших ученых — хер его знает. Но повторить те самые условия, что были при «переносе», невозможно. Значит, надо как-то устраиваться здесь.

Второе. Вариантов он видел несколько. Например, разделить оборудование и разбежаться в стороны. Еще по второму-третьему сеансу, и они смогут общаться с местными достаточно свободно. Пусть их язык и не идеален, но уж как-нибудь поймут друг друга. Только проблема в том, что, с точки зрения Рима, в данном случае у всех резко снижались шансы выжить.

Пожалуй, в его жизни наступил тот момент, который вполне можно будет назвать торжеством демократии. Разумовский постановил для себя, что сегодня он сядет и поговорит со всеми. Учитывая их местонахождение — он им больше не командир. Разбегаться или вместе идти дальше, каждый должен решить для себя сам.

Охотники вернулись буквально через пару часов, чрезвычайно довольные, весело переговариваясь. Рим отметил про себя, что от мужиков изрядно пованивает, да и морды у них заросли так, что их, скорее, примут за бомжей, чем за военнослужащих. Потом напомнил себе, где они сейчас находятся, и мысленно заткнул фонтан красноречия. Похоже, армия из их жизни ушла навсегда.