Любовь и свобода - Андрей Лазарчук

Тренер потрубил клаксоном, и через минуту на втором этаже открылась дверь, к которой вела довольно крутая лестница; Лимон насчитал восемнадцать ступенек. В дверях возник мужичок в меховой безрукавке, коротких штанах и древней кубической фуражке с заломленным козырьком; на месте кокарды виднелось тёмное пятно. Мужичок что-то дожёвывал.

— О, Руф! — воскликнул он. — Какими судьбами, друг?

— А что, зелёный телеграф ещё не разнёс радостную весть? Теперь мы будем часто встречаться, Валбон. Открываем детский лагерь под крепостью.

— Понятно, понятно… — Валбон стал спускаться вниз — быстро, но как-то очень неловко, и только когда он оказался на ровной земле и стремительно заковылял к машине, Лимон понял, что левая нога у него короче правой — и при этом совершенно не гнётся.

— Отдыхаем, ребята, — сказал тренер и выбрался из машины. Они обнялись с Валбоном и какое-то время так и стояли.

Лимон тоже решил потоптаться снаружи, но не потому, что устал сидеть — просто хотелось послушать, о чём будут говорить тренер и хозяин фермы. И тут же со своего сиденья вылезла Илли.

Мифологические герои-близнецы остались в машине.

— Ну, и как тебе пейзанство? — спросил тренер. — Процветаем?

— Держимся на плаву, и то довольно, — сказал Валбон. — Хозяйство велико, народу мало… Ну да ладно, чего я тебе плачусь… выкладывай.

— Сразу всё не выложишь, рассказывать долго буду — и не сейчас. Как-нибудь специально заеду на денёк-другой. Кваску попьём… Нет, с теми делами всё нормально пока — но интересно закручивается и ещё интереснее может закрутиться потом. И твоя голова будет не лишней, да. А пока два слова про насущное: нам нужны будут мясо и мука, овощи, молоко, масло… да, в общем, всё, что можно сожрать без фабричной обработки. Оплата деньгами, но можно придумать и кой-каким имуществом. Хорошая тентовая ткань, например, сапоги, ботинки…

— То, что я продам — пойдёт в счёт обязательных поставок — или сверх лимита?

— По идее в счёт, но ты же знаешь, как это муторно оформляют.

— Знаю, до будущего года провозятся… А ребятишек на покос и на прополку дашь?

— Это не я решаю — но спрошу обязательно.

— Кормлю от пуза.

— Не сомневаюсь.

— А то они у тебя какие-то совсем заморыши.

— Не скажи. Вон, Джедо сегодня кубов десять грунта поднял. Они только на вид мелкие…

— Ладно, теперь смотри: мне лимит в город так и так надо гнать, и я почти без свободного товара остаюсь. Вам продавать — хорошую цену не возьмёшь. Так?

— Ну… так. Да.

— Вот и остаётся, что попытаться производство нарастить, а для этого мне рабочие руки нужны. Ты видишь, я ведь не то чтобы торговался, я тебе говорю, как оно есть…

— А что ты имеешь в виду под хорошей ценой?

— Ну, ту, что я возьму на рынке в городе.

— Мы меньше заплатим, зато сами приедем и заберём. У тебя лишние руки освободятся.

— Ну, этот момент посчитаем, подумаем. Ладно, к собакам разговоры, давайте-ка я вас сейчас чем-нибудь покормлю-попою…

— Нет-нет-нет, никакого этого вашего фермерского гостеприимства! Знаю я тебя, до ночи не отпустишь. А мы, во-первых, пообедали, а во-вторых — хотим ещё несколько мест посетить. Кстати, может, подскажешь кого?

— На предмет продовольственных поставок?

— Ну конечно.

— Дай подумать…

Лимон сбоку рассматривал Илли. Та или не та? Как спросить? И надо ли спрашивать? И вообще…

— А обещал, что пялиться не будешь, — сказала Илли, не поворачиваясь.

— Что? — не понял Лимон. — Ах, это… Я не пялюсь, я задумался. Я, когда сильно думаю, ни на что не смотрю, а людям кажется…

— Ну, извини. Не думала, что могу быть ничем.

— Я не это имел в виду… — Лимон вдруг почувствовал, что краснеет. — Но тебя не поймёшь: то не смотри, то почему не смотришь… как-то так.

— Смотреть можно, но искоса.

— Хорошо, буду искоса. Вот так?

— Примерно. А это твоя мама в магазине Тай-Берчи торгует?

— Да. То есть раньше торговала.

— А теперь?

— Только в школьном буфете.

— Хорошая тётенька, она мне нравилась. Добрая.

— Да. Добрая…

Добрая она стала после того, как попыталась зарезать отца разбитой бутылкой, и её положили в госпиталь Горной стражи, и там доктор Барта сделал ей какой-то укол прямо в голову. После этого мать перестала пить, буянить, драться… но только это была уже не совсем она. Чужая тётка. И Лимон слышал, как отец судорожно плакал ночами.

— А вы с отцом вдвоём живёте?

— Вдвоём. Заметно?

— Не то чтобы сильно…

— Мама жива, и они не в разводе. Просто мама в Гиллемтаге осталась, чтобы место на работе не потерять, а папу сюда… перевели. И я с ним поехала, потому что ему одному было бы трудно.

— И давно?..

— Уже четыре года. Ещё год остался, даже чуть меньше.

— А где это — Гиллет… Гиллег…

— Гиллемтаг. На западе, на Каскадных озёрах. Большой город, большой порт. Там до сих пор корабли плавают, потому что вода чистая.

— Красиво, наверное.

— Очень. Город весь белый, а крыши синие. А песок на пляже чёрный. И много деревьев. И вообще…

— А я нигде ещё не был, — сказал Лимон. — Правда, здесь всё облазил…

— По машинам! — скомандовал тренер.

— Подожди, — сказал ему Валбон и заковылял к дому. Открыл маленькую дверцу под лестницей, просунулся туда, вернулся. В руках его была оплетенная травой бутыль.

— Слеза младенца, — со значением произнёс он и вручил бутыль тренеру.

— Компрометируешь меня в глазах молодёжи, — сказал тренер.

— А то они и не подозревают, — засмеялся Валбон. — Ладно, как освободишься — заезжай. Поговорим пристально.

— В одном расчёте были, — сказал тренер, когда машина тронулась. — Он первым номером, я вторым.

— Пулемётчики? — с придыханием спросил Лахар. Или Тимбл? Нет, кажется, Лахар.

— Ракетчики. Система «Огненный шквал», слышали?

— Даже видели, — сказал Лимон.

— Где же? — подозрительно спросил тренер.

«На заставе, — подумал Лимон, — где же ещё?»

Вслух ничего не сказал.

Возвращались уже по темноте, усталые, но довольные. В открытом багажнике лежали два мешка земляных яблок, два мешка настоящих яблок, мешок огурцов и завёрнутый в холстину копчёный окорок. В отличие от Валбона, другие фермеры с готовностью восприняли то, что машина из лагеря будет сама приезжать, сама привозить деньги и забирать товар, сама уезжать. И все как один (с разной долей прямоты) намекали на желательность использования детского труда, который иначе пропадёт втуне, беситься будут детишки от безделья-то, всё одно их надо чем-то занимать, игрой в мяч да рукомашеством, да строевой — а так бы поработали на свежем воздухе, а потом под вечер картошечки с маслом да с парной поросятинкой, этого в городе найдёшь шиш да два шиша, какая там поросятина, сало одно: на продажу-то кормить просто — брюквы побольше, вот и всё; а вот порося для себя надо кормить вдумчиво, сначала травой, и чтобы он бегал вдоволь…