Сокол на запястье - Ольга Игоревна Елисеева

— Вот и я думаю, чего у меня все кости крутит? — рассеялся воин. Но голос его был невеселым, а во взгляде появился холод.

* * *

Город Пантикапей раскинулся на террасах большой горы с плоской вершиной и был с севера окружен рекой. Ее илистые берега утопали в зелени диких садов.

Проехав под стеной из желтых блоков песчаника, караван миновал ворота. Хлеб пропустили сразу. Меотянки оказались на шумных не мощенных улицах, плотно зажатых глухими стенами домов из кирпича-сырца. Бреселида любила Пантикапей, она никогда не видела городов больше и красивее него. Внимание всадницы привлекла толпа, давившаяся у каменной толлы в углу площади. Здесь лавки с желтыми полотняными навесами были раздвинуты, и горластые торговки выкрикивали не свой товар, а что-то совсем не членораздельное.

Подъехав ближе, Бреселида с седла увидела странное зрелище. За толой в земле была вырыта довольно тесная пещера. В ней, свернувшись клубком, лежал большой питон. Он не обращал на кричащих людей ни малейшего внимания. Временами змей поднимал плоскую голову и прищуривал желтые яйцевидные глаза. Они то и дело подергивались пленкой, а на узкой шее заметно было сглатывающее движение, словно у питона ходил кадык.

Шесть молодых жриц в черных пеплосах стояли вокруг земляной дыры и, горестно завывая, драли на себе волосы, царапали ногтями лица. Похоже, они на что-то жаловались. Остальные собравшиеся вторили им с еще большим жаром. Некоторые из них кидали в питона кусками лепешек и яблоками, от которых змей уворачивался с невероятным проворством. Толпа явно досаждала ему. Наверное, он предпочел бы уползти из этого шумного местечка в один из диких яблоневых садов на берегу реки.

Происходящее показалось Бреселиде забавным. Она приказала своим всадницам проводить телеги до складов в порту, а сама решила остаться поглазеть на диковинное действо.

— Что здесь творится? — спросила она у старика в соломенной шляпе, то и дело подпрыгивавшего на одной ноге, чтоб рассмотреть змею.

— Священного питона Гекаты выгнали из храма на горе. — отозвался он. — Лучники Аполлона, будь они не ладны, оскорбляют богиню. А все проклятый Гекатей! Который год уже от варваров жизни нет! Сам женился на амазонке и допустил в город вонючих степняков! — старик поднял глаза на собеседницу и осекся.

— Сдается мне, ты воняешь посильнее меня, дедушка! — рассмеялась Бреселида. — А почему люди швыряют в змею яблоками?

— Они ее кормят. — процедил сквозь зубы старый колонист, всем видом показывая, что разговор с кочевницей задевает его эллинское достоинство.

— Мы не хотим, чтоб богиня подумала, будто весь город желает лишить ее святилища. — вмешалась молоденькая торговка зеленью, выглядывавшая из своей лавки. — Поэтому надо кормить питона. Тогда гнев Гекаты не рухнет на наши головы.

— Пусть разбирается с Аполлоном Иетросом, а не с нами, — буркнул старик.

В это время на каменных ступенях широкой лестницы, спускавшейся с горы, запели флейты. Четыре темнокожие рабыни-тавриянки прошествовали к толле и сгрузили с плеч тяжелые корзинки.

— Подношения от госпожи Динамии, благочестивой супруги нашего архонта. — провозгласила старшая.

Служанки начали вынимать фрукты, кульки с ячменной мукой, амфоры с молоком и оливковым маслом. Было очевидно, что одному питону столько никогда не съесть и большая часть подношений предназначена для бездомных жриц Гекаты. На это намекали и свернутые шерстяные плащи, которые жена Гекатея послала служанкам богини.

«А еще говорят, что у них правят мужчины!» — усмехнулась Бреселида.

Вряд ли муж Динамии одобрил бы поведение. Но дерзкий поступок супруги архонта подчеркивал, что она все еще хозяйка у своего очага и не собирается изменять Богине Матери.

— А это для священного Змея. — рабыня тряхнула круглой плетенкой, в которой кто-то жалобно пищал.

«Станет их перекормленный питон глотать мышей!» — с презрением подумала Бреселида.

Но к удивлению всадницы при виде очередной игрушки змея проявила не свойственное ей оживление. Ее зрачки расширились, в них появилось через чур осмысленное выражение. Голова поднялась на длинной шее и выжидательно застыла, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

Жрицы взяли из рук служанок корзинку, сняли крышку и осторожно перекинули жертву за частокол из пик, отгораживавший питона от зрителей.

Мышь заметалась по утоптанной площадке, над которой, как черное обугленное дерево, нависало толстое тело Змея.

Меотянке отчего-то стало не хорошо. Она видела, как едят убитую добычу волки в степи. Видела, как коршуны, сделав круг, кидаются на ягненка. Сама загоняла и убивала косуль из лука. Но то, что сейчас происходило на ее глазах, не было честным поединком со смертью. У зверя всегда есть возможность убежать. А мышь обрекали на смерть с самого начала.

И добро бы питону принесли дохлого крысака — возмутилась Бреселида. Пусть ест. Но право на живую кровь требовало предоставить и жертве хоть маленький шанс спастись.

Мышь, между тем, повела себя довольно странно. Вид у нее был одновременно обреченный и героический. Она встала на задние лапки, сложила передние на груди и, не мигая, уставилась в громадные желтые глаза чудовища. Питон тоже не спешил. Он пожирал жертву взглядом, но не двигался с места, словно между ними шел немой поединок.

Вдруг голова змеи вздрогнула и подалась назад. В толпе удивленно загомонили.

— Эта мышь заколдована!

— Смотрите, смотрите, что делается! Он ее не ест!

Бреселида прищурилась. Крошечный белый герой с рубиновыми глазками загипнотизировал питона. Такого она еще не видела.

Явно разочарованные жрицы отодвинули несколько пик ограды и внесли внутрь старое терракотовое изображение богини — самое почитаемое в святилище. Прежде оно стояло прямо у очага и было сильно закопчено.

В змею словно вдохнули вторую жизнь. Слабая дрожь сотрясла ее тело от шеи до хвоста, глаза вновь распахнулись, и Бреселида едва не отпрянула, подумав, что сейчас они стали совсем человеческими. Ее лошадь подала крупом назад, давя зевак и наступая им на ноги.

— Тише! Тише!

— Куда прешь?

— Никакого почтения к богине!

— Понаехали из степи! Негде шагу шагнуть…

Несколько рук было вцепились всаднице в кожаные штаны.

— Это не моя богиня. — огрызнулась меотянка, выхватив лук и, показывая всем, что трогать ее опасно.

Пальцы разжались, но негодующие возгласы смолкли лишь когда питон сделал неожиданный бросок вперед и, распахнув пасть, открыл жутковатые, острые, как иголки, зубы.

В этот миг Бреселиде показалось, что вместо мыши она видит крохотный золотой шарик солнца, каким-то чудом сиявший на грязной земле. Сама не понимая, что делает, всадница перевела лук с толпы на змея и спустила стрелу. Потом еще одну за другой шесть стрел.