Флатус - Клим Вавилонович Сувалов

следствие в дальнейшем. Но эта уверенность становилась все меньше, стоило мне лучше узнавать Чудновского.

— Да уж, — выдохнул полицмейстер, когда мы вылезли из повозки. — Телорез стал совершать ошибки, раньше для него это было непозволительно.

— Сомневаюсь, что это он, — лениво ответил я. — Из всех доступных улик ничто на него не указывает. Скорее всего, этот маньяк не из круга наших подозреваемых…

— Интересно, — произнес Чудновский. В этот момент сердце в моей груди подпрыгнуло. Казалось, что Алексей Николаевич наконец-то прислушался ко мне, но радость рассыпалась на тысячи песчинок, когда он добавил: — Тут ящик тоже сорван.

Полицмейстер взглянул на меня. Он заметил, что мое лицо сильно изменилось, но, как всегда, не стал утруждать себя размышлениями о первопричине этой физиологической метаморфозы.

— Не переживай за ящики, — нарочито по-отечески сказал он и неуклюже положил худощавую руку на мое плечо. — Найдем эти письма в доме. Пойдем.

На подступах к двери, Чудновский внезапно остановился, подняв правую руку вверх. Когда я выглянул из-за его плеча и увидел приоткрытую дверь дома, мое сердцебиение заметно участилось. Судя по лежащему на пороге замку, неизвестные не церемонились со взломом, просто выбив дверь. Честно говоря, дом одиноко стоял на отшибе города, что исключало лишних свидетелей и какую-либо аккуратность, присущую профессиональным домушникам, чего от неизвестных явно ждать не стоило.

Чудновский вытащил из кобуры револьвер, едва заметным кивком приказал мне сделать то же самое и аккуратно, без лишних звуков, приоткрыл дверь жилища.

В доме стояла гробовая тишина, и, казалось, если замереть на месте, можно было услышать, как пыль танцует в одиноких коридорах.

— Из кухни пахнет гарью, — прошептал полицмейстер. — Возможно, кто-то жарил баклажаны. Ты иди в ту комнату, я проверю кухню.

“Надоел со своими баклажанами”, — думал я, когда осматривал маленькую комнатушку, в которой едва хватало место для кровати. — “Готов поставить 10 рублей, что он думал о лепешке с баклажанами, когда я рассказывал о Проглотовой. Ну что за человек…”

В комнате нечего было искать. Развернувшись, я вышел в коридор и увидел Чудновского, который тряс рукой, подзывая меня к себе.

— Что там? — громко прошипел я.

В ответ Алексей Николаевич интенсивнее задергал рукой. Я не рассчитывал, что полицмейстер покажет мне нечто важное, скорее всего, он обнаружил на полу обгоревший баклажан, о чем спешил со мной поделиться. В пользу этой теории говорила реакция полицмейстера: найди он случайный труп нищего, который мог занять это жилище, заметь коричневый конверт, необходимый в следствии, или будь в кухне хоть что-то важное, Алексей Николаевич, несмотря на некоторые недостатки в его мышлении, напрямую мог мне все это рассказать. Сейчас же я наблюдал за нелепыми движениями рук полицмейстера и натянутой на его лицо дурацкой улыбкой. Все походило на готовящийся для меня розыгрыш и выглядело неуместно.

— Что там? — Уже громко повторил я вопрос.

Быстро нанеся указательным пальцем несколько ударов по кончику своего носа, Чудновский подбежал ко мне, взял за рукав мундира и потащил в кухню.

— Да вы можете успокоиться! Сейчас не время для эт…

Я оборвался на полуслове, когда увидел крупную спину неизвестного человека, который, согнувшись у маленькой печки-времянки, засовывал в ее маленькую пасть кучу бумаг и конвертов. Возле ног неизвестного лежал сорванный почтовый ящик. По случайному стечению обстоятельств, мы успели застать злоумышленника до того момента, когда тот успел бы поджечь улики.

— Сидеть! — неожиданно для себя взревел я, направив револьвер в спину незнакомца. В тот момент для меня было не важно, что приказ прозвучал нелепо. Я мимолетно взглянул на свои руки и постарался унять обуявшую их дрожь, что обернулось полным провалом.

Не проявив никакого интереса к моим словам, неизвестный продолжал трамбовать печку почтовой макулатурой.

— Руки вверх! — наконец крикнул Чудновский и наставил пистолет на незнакомца.

Неизвестный, казалось, нас не слышал или же намеренно вел игру и готовился к нападению. Готовый отвесить ему пинка, я слегка отвел назад левую ногу, как вдруг незнакомец неряшливо посмотрел на нас и в ту же секунду вскочил на ноги, повернувшись телом.

— Кто такой? — взволнованно обратился к нему Чудновский, и по его телу пробежала дрожь. То ли он испугался, то ли ему стало холодно из-за ворвавшегося через огромное окно сквозняка, понять я так и не смог.

Неизвестный растерянно смотрел своими вороньими глазами-бусинками на Чудновского, иногда пугливо бросая взгляд в мою сторону. В тот напряженный момент я заметил, что лицо незнакомца сильно контрастировало с его крупным телом: его крохотные глазки были близко расположены друг к другу, и лишь хлипкая переносица, казалось, была барьером, который не давал им сблизиться; длинный тонкий нос почти дотягивался до верхней губы, скрытой под густыми рыжими усами; впалые щеки и овальный подбородок будто отрицали агрессивную натуру этого человека. Но массивное тело незнакомца так и кричало об опасности, которую он в себе нес.

Во всех этих стремительных рассуждениях я проглядел, как у неизвестного в руке появилась ржавая кочерга. Он стремительно, слегка занеся ее вверх, ударил по моей руке, выбив из рук револьвер. Почувствовав резкую боль, я с криком согнулся пополам, прижав покалеченную конечность к груди. Чудновский несколько секунд с открытым ртом смотрел на меня, пока не прозрел и два раза пальнул в сторону незнакомца, неожиданно промахнувшись. За выстрелами последовали три глухих щелчка. Я не удивился тому, что Алексей Николаевич не удосужился перезарядить револьвер перед нашей вылазкой. Громила быстро понял, в чем дело, и, вероятно, почувствовал, что инициатива с его стороны. Он попытался выбить оружие из рук полицмейстера, но тот, оступившись, всем телом полетел в сторону от напавшего и, попытавшись устоять на ногах, схватился за кочергу. Озверевший громила попытался ее вырвать из рук Чудновского, но полицмейстер всем своим весом потянул инструмент на себя, чего неизвестный явно не ожидал, и оба неуклюже повалились на пол. Несмотря на сильный удар затылком о половицы, полицмейстер не выпустил из руки кочергу. Он медленно направил ствол револьвера на голову незнакомца. Прозвучал гулкий хлопок, от которого у меня в ушах тихо зазвенело. Оглянувшись на незнакомца, я удивился, что тот не шелохнулся. По чуть подпаленным локонам стало понятно, что пуля просвистела рядом с его ухом, но громилу, казалось, даже не оглушило. Сквозь обжигающую боль я начал искать выбитый из рук револьвер, пытаясь не терять из поля зрения развернувшуюся борьбу. Неизвестный заметил мое движение и попытался сломать руку Чудновского, в которой тот держал оружие. Алексей Николаевич почувствовал, как крепкие пальцы громилы капканом вцепились в его кисть. Полицмейстер змеей завертелся на полу, но ему не хватало сил,