Все будет хорошо - Наталья Костина

И вот теперь — Лика.

* * *

Выйдя от Сергея, Лика быстро пошла по коридору, стараясь не попасться никому на глаза. Не хватало только, чтобы ее увидели с поплывшей косметикой! Но совсем рядом со спасительной дверью со скромной табличкой «Бухгалтер» она буквально налетела на Томашевского.

— Ликуся, лапочка… — Он попытался обнять ее своими ручищами, но она увернулась, желая прошмыгнуть в свою комнатушку. Но он загородил ей вход.

— Что такое? Мы плакали, — ерничал он. — Глазки красные, личико того… тоже красное! Начальник, зверь, обидел?

— Пусти. — Она вознамерилась обойти его сбоку, но он с тупым упорством снова развернулся к ней. Она обострившимся обонянием уловила отчетливый запах алкоголя и фыркнула про себя: «С утра уже где-то пил!»

— А почему на «ты», я тоже вроде начальник, а? — Томашевскому явно хотелось покуражиться.

— Отцепись! — Оттолкнув его, она наконец протиснулась в свою каморку. Снаружи послышалось глупое Геркино хихиканье. Вот чучело! Она с досадой посмотрелась в зеркало. Так и есть! Все растеклось. Хорошо, хоть клиенты не видели. Ну ладно, скоро все это закончится. Ей не придется больше работать в этой тесной, плохо проветриваемой конуре. И терпеть Теркины пошлые шуточки. Как только она выйдет замуж за Сергея, она больше никогда не будет работать.

С раннего детства Лика Малышева отличалась особой миловидностью. К тому же и характер у белокурой черноглазой малышки был прекрасный. Родители не могли нарадоваться на дочь. Со временем волосы у девочки потемнели, стали почти черными, а вот характер остался прежним. Лика исправно ходила в школу, занятий не прогуливала, с плохими компаниями не водилась, хотя и звезд с неба не хватала — училась на твердые четверки. На семейных праздниках, когда подвыпивший дядя Лики, Леонид Петрович Малышев, начинал хвастать успехами двух дочерей-отличниц, Станислав Петрович, отец Лики, мрачнел. И когда дядя Леня предъявлял табели дочерей, Ленки и Витки, крутящихся тут же и явно ждущих этого приятного момента, Лика, которая особыми талантами не блистала, старалась незаметно уйти к себе. Кроме того, Витка играла на пианино, а Ленка училась в математической школе и ходила в изостудию при бывшем Дворце пионеров. И как-то однажды мать Лики, Вероника Валерьевна, не выдержала:

— При такой красоте, как у нашей Ликуси, ей физика с математикой ни к чему. А рисовать, к примеру, и обезьяну можно научить. Сейчас кого ни возьми — художник. Или на пианино бренчит, песенки пишет. Ни слуха, ни голоса. Такое услышишь — уши вянут. Даже, пардон, мат. Композиторы! — Вероника Валерьевна деликатно пригубила рюмку ликера. — А насчет учебы я вам вот что скажу: взять, к примеру, меня — в школе отлично успевала, институт окончила, теперь вот я старший экономист, — вздохнула она. — И что? Всю жизнь на заводе, вечно домой халтуру берешь… Своей дочери я такой жизни не хочу. И не уговаривайте. Вот Вита ваша, к примеру, куда со своим пианино денется? В музучилише? А что дальше? А дальше только оболтусов учить. На учительскую зарплату. А она меньше, чем, к примеру, у меня. А вот Лика у нас в театральный поступать будет, потом в кино сниматься. Правда, Ликуся? — И она обернулась к дочери.

К такому повороту событий Лика готова не была. О театре или о кино она даже и не думала. Но по вытянувшимся лицам Витки и Ленки поняла, что мать попала в точку. Обе племянницы Вероники Валерьевны красотой не отличались — были обычными, живыми девчушками с довольно заурядной внешностью, неопределенного цвета волосами и веснушками на носу. Непонятно было, что из них еще вырастет — прекрасные лебеди или гадкие утята. Лика же с самого детства была прекрасным лебедем — в этом можно было даже не сомневаться. И чувствуя, что в этот раз мать сказала что-то очень важное, двенадцатилетняя Лика согласилась;

— Да, я буду актрисой.

Витка и Ленка тут же притихли — никакой политехнический институт, никакое музучилище, о которых в их семье так много говорили, не могли и рядом стоять с театральным! Эту красивую Лику, конечно же, возьмут в театральный. И потом она будет сниматься в кино. А они, скорее всего, станут простыми инженерами — как папа и мама. Леонид Петрович с этого дня все меньше хвастал, потому что, как только он заводил свое, Вероника Валерьевна тут же доставала пухлый альбом с фотографиями Лики во всех ракурсах и заявляла:

— Вы только посмотрите, какая наша Ликуся фотогеничная! — И пела о театральном институте.

К окончанию школы она так заморочила всем голову, что, собственно, у Лики не оставалось выбора. И она поехала поступать в театральный. Вероника Валерьевна ходила гордая и рассказывала об этом всем и каждому. Когда же дочка вернулась ни с чем, материнскому разочарованию не было предела. Вероника Валерьевна переживала поражение гораздо сильнее, чем дочь. Лика же, пожив абитуриенткой в общежитии, очень быстро поняла, что стирать свое белье в облупленной душевой и готовить на общей кухне — это не для нее. Дома все это делала мать, не подпуская Лику ни к плите, ни к стиральному порошку — будущей актрисе не пристало портить руки! Конечно, Лика хотела поступить, и приемная комиссия обратила внимание на красивую девушку. Но в Лике не было искры, куража, которые так нужны для актерской профессии. И она не прошла даже во второй тур. Вернувшись домой, к убитой этим известием матери, Лика не выглядела особо огорченной.

— Ну почему, почему они тебя не приняли? — недоумевала Вероника Валерьевна, горестно глядя на Лику и не находя в своей дочери ни одного изъяна.

— Откуда я знаю, мама, — отвечала оголодавшая в столице красавица дочь, уписывая за обе щеки борщ. — Знаешь, в одной комнате со мной жила такая толстая, рыжая. — Лика сделала рукой в воздухе неопределенный жест, описывая, должно быть, расплывчатые формы рыжей. — Так она прошла во второй тур.

— И поступила?! — негодовала Вероника Валерьевна.

— Откуда я знаю, мама, — отвечала Лика, принимаясь за второе. — Я же уехала.

— Наверное, на лапу дали.

Мать все не могла оправиться от полученного удара и искала причины — ну не могли ее Ликусю чакую красавицу, такую умницу, не принять, когда какую-то толстую, рыжую — чью-то дочь или племянницу— наверняка приняли.

— Ничего, на следующий год снова поедешь. — Она уже наливала Лике чай и пододвигала пироги.

— Никуда я не поеду, мама. — Лика решительно надкусила пирог с вишней.

Вероника Валерьевна остолбенела. Как это не поедет? Позанимается как следует и поедет. Возьмут репетитора, сколько бы это ни стоило. Завтра же она начнет наводить справки. Но Лика уперлась:

— Я все уже решила, мама. Я поступаю на курсы секретарей.

— Каких еще секретарей? — У Вероники Валерьевны подкосились ноги.

— Секретарей-делопроизводителей.

— Но почему, — недоумевала мать, — почему именно секретарей?! Можно ведь попытаться поступить и в наш институт. Он хоть и не столичный… — Она все еще хотела видеть дочь человеком искусства. — В наш Институт культуры, к примеру.