Александр и Алестрия - Шань Са

Царица ощутила непреодолимое желание соития. Она велела искупать пленника, растереть ему тело и уложить на огромную постель из самых нежных трав, самых ароматных цветов и переливающихся всеми цветами радуги перьев. Царица закуталась в покрывало, сотканное из светящихся чешуек исчезнувших с лица земли птиц. Она возложила на голову корону, подобную горе цветущих деревьев, достающих вершинами до неба. Она приблизилась к ложу, чтобы пленить царя, и тот, завороженный невиданным дотоле великолепием, три дня и три ночи без устали предавался с ней любви.

Влюбленная царица вырастила вокруг ложа гигантский бамбук, плети золотого плюща и ядовитые цветы, превратив его в волшебную вольеру. Она поручила птицам стеречь пленника. Влюбленная женщина забыла свой долг правительницы. Забыла о еде, питье и дочерях Сиберии, оплакивавших разлуку с ней. Она заботилась лишь о своем мужчине. Купала его. Давала грудь. Целовала. Кормила, напевая самые красивые песни. Она не сводила с него глаз, не отходила ни на шаг. Мир мог рухнуть — она пожалела бы лишь о том, что их тела не сольются воедино, как два дерева с разными кронами, как два цветка, растущие на разных стеблях.

Царь тосковал по своему народу. Он печалился, и царица чувствовала себя несчастной. Но она не могла покинуть племя. И последовать за возлюбленным тоже не могла, потому что здесь был ее мир, родина ее предков, ее земля, на которой жили ее подданные и паслись ее табуны и стада. Однажды утром царица вышла наконец из вольеры и отправилась на совет. Подданные требовали отдать им голову чужеземца, и царице пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы успокоить их гнев. Вернувшись, она обнаружила, что в стене из бамбука зияет пролом, и поняла, что соплеменницы похитили ее любимого, вырвав у нее сердце.

Следы привели ее на тропу, где они впервые встретились. Но отпечатки ног исчезали в зарослях травы. Что произошло с царем? Его похитили? Убили? Царица шла и шла, одолеваемая мрачными предчувствиями. Она звала прекрасное создание по имени, которое дала ему. Она кричала. Все было напрасно — из глубоких долин откликалось лишь эхо ее собственной тоски.

Царица больше не хотела править своим народом. Она лежала на ложе из увядших цветов и высохшей травы. Лежала, устремив взор на верхушки деревьев. Она ждала возвращения своей бесценной птицы. Всходила и заходила луна. Любимый царицы исчез, как тень, как призрак.

Тело царицы сотрясали жестокие спазмы. Она извивалась и стонала. Три дня и три ночи порывалась она вспороть себе живот, но служанки удерживали ее за руки и за ноги, чтобы она не рвала ногтями свою плоть. Утром четвертого дня на свет появились два мертвых младенца. Царица угасла в мученьях, томимая горечью разочарования. Никто не знал, видела ли она перед смертью своих детей, но с того дня в нашем племени из поколения в поколение передавался запрет любить мужчин и зачинать от них детей.

Любовь и дети разрушают дочерей Сиберии. Я, Тания, получила от моей матери Танкиасис наказ беречь царицу. В ней жизнь нашего племени.

Что было там, по другую сторону горы?

Рассказывали, что там плещет водами океан и живут морские народы.

Кто-то видел охотников, живущих на деревьях с золотыми листьями.

А еще говорили, что там расстилается пустыня, где песок прекрасен и чист, так что кажется, будто в нем перемешаны бриллианты и золото.

И будто бы жили там мужчины, убивавшие и пожиравшие друг друга, пившие кровь своих братьев и сестер и совокуплявшиеся с родителями.

По другую сторону Сиберии происходило столько же чудес, сколько творилось и злодеяний. Наша Царица-Мать преступила закон, когда понесла от мужчины. И бог Льда умертвил ее детей в утробе. Ибо слияние чистоты и порочности немыслимо, невозможно.

Сотни тысяч лет спустя вечные снега накрыли гору. Одно поколение нашего племени сменяло другое, уходя все дальше от неба к земле. В степях наши предки забыли чешуйчатых птиц с разноцветными хохолками. Они научились укрощать бескрылых птиц-лошадей.

Царица-Мать совершила ошибку, и век нашего племени начал клониться к закату. Мы попали в мир, где природа была не так щедра, а животные не так прекрасны. Хороших пастбищ становилось все меньше, нам приходилось отражать набеги диких орд, покушавшихся на наш скот. Зимы были суровыми. Завывал ветер, пугая людей почище волков. Снегопад заставлял нас укрываться в шатрах вместе с овцами и баранами.

Я предчувствовала, что степи станут последним царством нашего племени и мы будем жить здесь, пока не сойдем во Тьму. Я не печалилась о грядущем конце, наслаждаясь ароматами новой весны, а летом закрывала глаза и слушала тишину и звуки степи. От горизонта плыли грозовые тучи, постепенно затягивая все небо. Ветер разгонял изумрудно-зеленые волны. Испугавшись раскатов грома, белые журавли танцевали, как зачарованные. Я сидела, откинув полог шатра, и смотрела на грозные росчерки молний на лиловом небосводе. Осень разворачивала над нашими головами сапфирово-синий стяг небес. Я ложилась в траву и наблюдала за бабочками — их крылышки были покрыты крошечными чешуйками.

Сестер-амазонок смешил мой задумчивый вид.

Меланхолия — поэзия беззаботной жизни.

Я, Тания, спутница царицы, я не знаю, где родилась, и не ведаю ни своего истинного возраста, ни имени, данного мне при рождении. Здесь все зовут меня Тания, что означает «аромат бабочки».

— Я красивая? — спросила я мою мать — ту, что приняла меня в племени и выкормила овечьим молоком.

— Красота — это озеро внутри нас, — отвечала она. — Красота отражает прозрачность и блеск ледника Сиберии. Красота — это улыбка нашего бога.

Мы, дочери покрытой вечными снегами Горы, не боялись ни голода, ни жары, ни холода, ни захватчиков. В каждой из нас жила частичка ледника. Мы были хранительницами белого огня и жили уединенно, сами по себе, вдали от чужих городов и царей.

Орлы были нашими друзьями. Царица умела призывать их. Они прилетали с неба и служили нам проводниками. Мы заботились о наших лошадях. Купали их, чистили, расчесывали гривы и очень любили. Лошади были нашими верными спутниками. Природа степей скудна, сочные фрукты здесь почти не растут, и несколько красных ягод на кусте приводили нас в восторг. Мы охотились с луком на кроликов, лисиц и волков, чтобы иметь силы для долгих переходов, длившихся порой месяцами.

Раз в год, наевшись досыта, напившись вволю вина из кореньев и ягод, накормив и напоив лошадей, мы пускали их галопом и много лун скакали без сна и отдыха. Нашими телами овладевало такое неистовство, душа так жаждала полета, что мы до полного изнеможения мчались следом за царицей к дальним границам степи. Мы насыщались воздухом, дождем и ветром. Мы не ведали ни печали, ни страха, одну лишь свободу — она принадлежала нам, и мы ею гордились. Мы напоминали перелетных птиц, подчиняющихся зову таинственной силы. Мы стремились туда, где встает луна. Наш путь лежал на великий праздник, где каждый год собирались все обитатели степи.

На берегу реки Яксарты толпились мужчины и женщины. Знатные люди выделялись головными уборами из кожи и войлока, украшенными перьями, цветами или головами животных. Простолюдины соревновались в умении завязывать тюрбан. Племена приходили сюда, чтобы обменяться оружием, шатрами, драгоценностями и женщинами. Говорили здесь на общем языке, амазонки тоже знали несколько необходимых для торговли слов, но в совершенстве этим языком цифр, восклицаний и преувеличений владели только мы с царицей.