Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

до костей, будто кровь свернулась и застыла прямо в жилах — даже биопротез остыл сильнее обычного. Егор сидел в расположении карантина на табурете, спиной в луче света пробивающегося в свободную от мешков с песком часть окна и пытался согреться на солнышке, дожидаясь, необъяснимого на первый взгляд, если не назвать странным, голосования.

— У тебя есть интернет? — спросил Песков из кровати, не отрывая глаз от смартфона. — У меня — одно деление и ничего не грузится…

— Нет, нету… — отрешённо, глядя себе в ноги, сказал Егор. — Чего ты там хочешь загрузить?

— Да так… — отмахнулся Песок, — погоду хотел посмотреть на ближайшую неделю… Вдруг на «опорник» попаду, а тёплых вещей — нет…

Распределение новобранцев проходило здесь же, в учебном классе карантина, при участии командиров рот и взводных опорных пунктов, что дислоцировались на окраинах Донецка и ближайших населённых пунктах, и съезжались в батальон по вопросам подобного характер, проблемам обеспечения и в связи с ротацией подразделений батальона на тех же опорных пунктах.

Вторые сутки пребывания в карантинной роте походили на содержание в следственном изоляторе, Егору никогда не доводилось бывать в подобных заведениях, но такими показались часы ожидания неизвестного.

В какой — то степени карантин походил на ростовский автобус, в котором накануне добровольцы ехали в Донецк, и никакого сходства не имел с палаткой сапёрной роты особой бригады, дислоцирующейся лет тринадцать назад на Консервном заводе в Грозном или расположением курсантов восемнадцатой роты третьего бата военного училища пятнадцатилетней давности. Да и сравнение с автобусом было так себе, субъективным.

Там, в палатке сапёров и курсантской роте жили солдаты — мальчишки — чистые, до поры незапачканные кровью и смертью дети, верившие в священное офицерство и праведное воинство, только познающие честь и отвагу как учили, были ещё «слепы» и стеснительны, нелживы и бескорыстно делились малым, сокровенным, что успели нажить.

Здесь же, в карантине, как и в душном автобусе из Ростова, сидели люди, чьи тела с землистой кожей были расписаны сизыми красками в символы и знаки разной веры и душевного состояния, кто на жизнь смотрели решительно с прищуром, как с ледяных соликамских нар, кто источал опасность, ненадёжность, и чуял голод совершенно иного рода.

Эти люди скоблили себя бритвами не для того, чтобы в бою безбровыми и юными — молодые бороды ещё росли жидким пухом — страшить чернобородых Хаттабов и Басаевых тогда. Так поступали пацаны бисовской роты — блестящие офицеры, опрятные сержанты и солдаты — на войне выглядевшие совсем по — другому.

Эти же, как — то пережив, а кто и переждав опасную юность девяностых в самых разных местах, теперь были здесь и брили себя затем, чтобы ветхой наготой пугать для начала друг друга.

…На глазах Егора, за пятнадцать минут, троих соседей по кубрику распределили в жоринскую, котовскую и кулеминскую роты — Егору показалось глупым именовать роты по фамилиям действующих командиров, ведь, в случае назначения нового — подразделение пришлось бы переобозвать, если только название не было увековечено по случаю гибелью прежнего… История имела подобные примеры с развитием партизанского движения. Витька Песков, удивительным образом, как и полагал, попал на «опорник» — медведевской; единственный лакец — в абулаевскую; бойцов разбрасывали по ротам — кого по одному, а кого целыми группами, по два-три человека, и только Егор не знал, с каким результатом для него закончится это командное деление.

Но в противность происходящего, в памяти ожили тёплые воспоминания о том, как будучи лейтенантами тридцати дней отроду — он и близкий училищный друг Саня Федотов, ожидали в судьбоносных коридорах штаба Северо — Кавказского округа Внутренних Войск распределения для прохождения дальнейшей службы.

По учёбе Санька вышел отличником с красным дипломом, и при распределении имел право выбора места военной службы — так твердили курсовые офицеры все пять лет училища. Но в жизни вышло не так, как было обещано, и это стало, пожалуй, первым для Саньки — краснодипломника разочарованием. А Егору — на такое рассчитывать не приходилось и, уповающий на желание Родины послать его туда — куда ей нужнее, не смущаясь отправился служить России и Спецназу — как позднее кричал не жалея глотки на всех торжественных бригадный построениях, под Волгоград, откуда друг Саня собственно и был родом.

Из тёплых и сладких воспоминаний, Егора выбил неприятный и довольно болезненный тычок в плечо ампутированной руки.

— Ты — Бис? — услышал он сверху. — Тебя зовут… не слышишь, что ли?

— Да! Спасибо! Иду! — вскочил с табурета растревоженный Егор, подумав по пути, — «Осталось, чтобы порванные и абы как сросшиеся барабанные перепонки всё дело загубили… — разозлился он на себя, — тогда, блядь, вообще ловить здесь будет нехуй! — тёплые воспоминания в миг улетучились, как и не было. — Распределиться бы уж как — нибудь…» — отворил Егор дверь.

— …Товарищи командиры, — обратился Ходарёнок к присутствующим, — хочу представить вам ещё одного добровольца… в недалёком прошлом офицера — спецназа, офицера — сапёра, потерявшего в ходе боевых действий в Чечне руку и ногу при подрыве на фугасе… Правильно я представил? — обратился комбат к Егору.

— Всё верно…

— Несмотря на серьёзные увечья, офицер добровольно приехал воевать с укронацистами за нашу Новую Россию… за Новороссию. Имея полезные навыки и, что немаловажно, опыт ведения боевых действий — он мог бы оказаться для нас очень полезным, но видит себя исключительно в качестве бойца боевого подразделения. Я, безусловно — за; но… Характер его увечий может существенно повлиять на успех любой боевой задачи любого из подразделений, в котором он окажется. В связи с чем я принял решение — вынести его кандидатуру на голосование комсостава и рассмотреть, кто из командиров готов нести ответственность за… — не подобрал слова комбат, — его действия в составе своей роты. Прошу — голосовать!

Аудитория оживилась.

— А наподумать будет время?

— Нет. Решение нужно принять сейчас! Кто готов взять в свою роту?

Егор испытал минутное напряжение, но следом, увидев движение рук, был невероятно потрясён. По итогу большинство — проголосовали «за». Воздержавшихся было трое: Котов; Абулайсов, в чьей роте Ходарёнок рассчитывал обкатать калеку; и Медведчук — состоящий с комбатом в особом договоре. Даже Жорин, в этот раз, по какой — то неизвестной причине был согласен на одноногого сапёра.

— Абулайсов, а ты?! — неприятно удивился комбат, рассчитывающий на иное поведение.

— А чего я? — сказал Абулайсов. — Вон, смотрите, сколько желающих — к любому пусть идёт!

— Ну да, зачем ему такой боец? — прозвучало с задней парты. — Ему своих «саперов» хватает, вон, они… этому… какие протезы забабахали!

Егор смолчал. Ситуация