Порочный круг - Майк Кэри

Краем глаза я заметил, что Пен, опустившись на колени, пытается нащупать у медсестры пульс. Достав вистл, я поднес его к губам, но не успел взять и ноты, потому что Рафи вдруг запрокинул голову и взвыл, будто в агонии. Прижав кулаки ко лбу, он судорожно дергался из стороны в сторону, а потом прижал ладони к подбородку и вонзил ногти так глубоко, что на коже осталось восемь параллельных ранок.

Все, пора вмешаться! Нащупав отверстия, я как можно тише сыграл вступительный аккорд. До тех пор Дитко полностью меня игнорировал, вот и хотелось войти в определенный ритм прежде, чем он поймет, что у него гости. Увы, при первом же звуке Рафи обернулся. Горло конвульсивно сжалось — пришлось сделать паузу.

Бледное, аскетически красивое лицо перекосилось от напряжения, густые черные волосы пропитались потом и свились в мелкие колечки, а глаза — зрачки, радужка и даже белки — были такими черными, что, казалось, поглощали весь имеющийся в палате свет. В принципе подобное я видел и раньше, но почему-то на этот раз все выглядело намного страшнее: чернота буквально переполняла глаза, еще немного — и на меня выльется.

— КАСТОР! — прогудел он. Разве человеческое горло способно воспроизводить такие громкие и грубые звуки? Это не голос, а хрип воздухозаборника реактивного двигателя! На долю секунды другое лицо едва не проступило сквозь кости, мышцы и покрасневшую кожу бедного Рафи. — КАК МИЛО! КАК МИЛО, МАТЬ ТВОЮ!

Не напрягись его мускулы перед прыжком, те слова стали бы последним, что я услышал в жизни. Мне чудом удалось увернуться всем корпусом, подальше от его цепких пальцев. Почти одновременно я сыграл не мелодию, а сочетание пронзительных неблагозвучных звуков, которое использовал на Рафи и прежде. Обычно положительный результат не заставлял себя ждать.

На этот раз с таким же успехом можно было сыграть «Боже, храни королеву» на собственной подмышке.

Словно кот, Рафи развернулся в прыжке и кулаком ударил меня по виску. На секунду перед глазами все задрожало, и мир стал черно-белым. Вистл вылетел из рук и с громким стуком упал где-то вдалеке. Рафи приземлился мягко, почти неслышно и, широко ухмыляясь, наступал на меня. Пен будто приросла к стене: ни Дитко, ни я ее не замечали, зато она следила за происходящим во все глаза и ждала момента, чтобы вытащить медсестру из зоны боевых действий. Отличный план: в любом случае лучше, чем мой. Даже если останусь в живых, без вистла мне здесь делать нечего.

Попробовал заехать кулаком — Рафи блокировал мой хук, даже не сбавив шага. А вот контратака получилась что надо: ладони Дитко распластались, пальцы напряглись, став похожими на вязальные спицы, и обе руки метнулись вперед с такой скоростью, что сначала я услышал свист рассекаемого воздуха, а через секунду почувствовал силу удара. Я отшатнулся, изо всех сил стараясь не терять бдительность, но это было все равно что бороться с лавиной. Меня повалили на пол коридора, словно безвольный манекен, и пальцы Рафи начали смыкаться вокруг моего горла.

В чернущих глазах не было ни капли сострадания. Я бешено лупил по запястьям Рафи и на секунду вырвался из тисков, но, увы, ожидаемого облегчения это не принесло. Руки Дитко двигались со скоростью строб-вспышки и, казалось, одновременно находились в нескольких местах. Все мое сопротивление приводило к тому, что сильные пальцы перемещались из стороны в сторону, но давление на горло не ослабевало. Я понимал: нужно сделать хотя бы один вдох, будет воздух — смогу свистеть, пусть даже без помощи музыкального инструмента. Увы, такого шанса мне не предоставили. Пальцы сжались еще сильнее, откуда-то со дна души стала подниматься тьма, такая же непроглядная, как два колодца, в которые я смотрел.

За спиной Рафи показалась Пен. Схватив ладонь Дитко, она попыталась ее сдвинуть, но ловкие пальцы выскользнули и снова «застробировали», находясь сразу в нескольких местах. Рафи пожал плечами, на секунду замер и резко ударил головой в грудь Пен. Когда та, потеряв равновесие, упала, он снова вернулся к прежнему занятию, то есть продолжил меня душить.

Еще немного — и силы бы кончились, а за ними игра и я сам наверняка тоже. Но внезапно за спиной Дитко появилась крупная коренастая фигура, и вокруг его шеи обвилась мускулистая черная рука. Пол… Лицо бледное, напряженное, однако удивляло не это, а поразительная продуманность каждого движения. Используя преимущество в весе и силе, он тянул Рафи к себе до тех пор, пока пальцы вокруг моего горла не начали слабеть. Дитко беззвучно зашипел и, пытаясь освободиться от Пола, поднял руки.

Несмотря на слабость и оцепенение, я заставил себя двигаться, потому что понимал: второго шанса может просто не быть. Сгруппировавшись, я оттолкнулся и направил всю свою массу в центр тяжести Рафи, одновременно двинув ему в челюсть. Потеряв равновесие, Дитко выскользнул из объятий Пола, и мы оба наконец-то освободились.

Обернувшись, я сжал кулаки, готовый отразить очередное нападение, но с Рафи что-то случилось, и он внезапно обо мне позабыл. Даже с места не сдвинулся, а из разверстого рта вырвался протяжный, полный боли и скорби вой. Похоже, Дитко вообще не почувствовал моего удара, а страдал из-за чего-то другого, со мной никак не связанного.

Опустившись на колени возле Рафи, Пол нащупал его пульс, затем осторожно поднял веки и проверил глаза, и наконец — десны и зубы. На последнее сам бы я ни за что не отважился. Дитко продолжал выть прямо в лицо Пола, видимо, окончательно забыв о нашем присутствии.

К порогу подошли два медбрата, которые, глядя на Рафи сверху вниз, явно не решались к нему прикоснуться.

Пол поднял глаза и, заметив коллег, показал на палату.

— Карен! — перекричать нечеловеческие вопли Рафи оказалось не так-то просто. — Она до сих пор там, вытащите ее в коридор!

Медбратья вытянулись, будто по стойке «смирно», а затем послушно вошли в палату.

Скрючившись у самой двери, я прекрасно видел, что происходит внутри: коллеги Пола склонились над девушкой, один потрогал ей лоб. Медсестра пошевелилась, испуганно вздрогнув от его прикосновения. Так, она ранена, возможно, серьезно, но по крайней мере жива. Облегчение и запоздалый шок накрыли с головой, внутри что-то забурлило, будто желудок наполнили сернистым нефтяным газом, который быстро поднимался по пищеводу… А потом пришлось сложиться пополам: меня сильно вырвало. Далеко не сразу я вновь смог оценить обстановку.

Когда наконец получилось, я сообразил, что жуткие завывания Рафи сменились гробовой тишиной. Пен баюкала его, словно ребенка, а Пол, присев неподалеку, в очередной раз прижал указательный палец к обнаженному запястью Рафи. Вот он, профессионализм: отрешившись от происходящего, медбрат нащупывал пульс.

Осторожно ступая по испачканному ковру, к нам подошел доктор Уэбб. Его взгляд метнулся к Пен, которая, прижав голову Рафи к груди, чуть слышно бормотала ласковые слова и убирала со лба потные кудри. Судя по всему, Дитко спал крепким глубоким сном смертельно уставшего человека: грудь поднималась и опускалась в такт мерному дыханию. Однако Уэбб, велев подчиненным заняться наведением порядка, то и дело бросал на него тревожные взгляды.