Мой генерал - Татьяна Устинова

— А почему не вошли?

— Не знаю. Наверное, я об этом не подумал.

— Послушайте!

Остановилась она неудачно. Где-то поблизости скорее всегорасполагалась военная база всех местных комаров, потому что тучи их теперьвились вокруг Марининой физиономии, так что воздух тоненько звенел. Она началаотмахиваться, и напрасно, потому что остановиться уже было невозможно, и черезпять секунд она махала руками, как ветряная мельница. Федор Тучков беспокойноследил за ее движениями и время от времени отшатывался, как бы непроизвольно.

Нельзя быть убедительной и солидной, да еще неприступной ихолодной, когда во все стороны размахиваешь руками!

— Я не хочу, чтобы вы за мной таскались!

— Наверное, нам лучше идти, иначе нас здесь съедят.

— Я приехала отдыхать и не желаю, чтобы мне мешали!

— У вас на правой щеке три комара.

— Я пять лет не была в отпуске! Я не признаю никакихкурортных знакомств!..

— Должно быть, это оттого, что здесь низина.

— Мало того, что я в первый же день нашла труп и теперь наменя все смотрят как на экспонат в музее, еще вы таскаетесь за мной!

— Боюсь, долго нам не продержаться.

— Я ехала так далеко от Москвы просто затем, чтобыотдохнуть! Я не хочу ни с кем общаться, я и так общаюсь целый год, а сейчас япросто хочу отдохнуть!

— Нужно было мне захватить какое-нибудь средство. Но я непредполагал, что мы будем… прогуливаться по лесу.

Тут Марина внезапно услышала, что он говорит.

— Никто не прогуливается с вами по лесу! Я пытаюсь вамобъяснить, что не нужно за мной ходить! Я не хочу! Вы понимаете человеческиеслова?

— Смотря какие, — неожиданно заявил Федор Тучков, — а у вас,по-моему, мания величия. С чего вы взяли, что я за вами… таскаюсь?

Марина перевела дух и с досадой шлепнула себя по голой шее.

— Шли бы тогда с Вероникой!

— Вероника шла на корт. Мне нужно домой. То есть в номер. Ичто тут такого?

Н-да. Ничего «такого» в этом, пожалуй, нет. Просто он еераздражает. Так раздражает, что она ведет себя неприлично.

— Извините, — буркнула Марина, отплевываясь от комаров,которые лезли в рот, нос и уши. Руки и шея горели и чесались, под волосами какбудто что-то шевелилось.

Надо бежать!

Она бросилась по дорожке вверх, подальше от комаринойвоенной базы. Федор не отставал.

— У вас, наверное, работа связана с людьми, — миролюбивопредположил он у нее за спинкой, — и вы от них устаете.

Он предлагал прекрасное оправдание ее хамству и настойчивымпопыткам убедить его в том, что он за ней таскается. Ей нужно было толькосогласиться — да, устает.

— Да ни от кого я не устаю! — с досадой возразила Марина,как будто черт тянул ее за язык. — Я работаю с бумагами, а не с людьми!

Самое смешное, что это не правда, работала она больше слюдьми, чем с бумагами, но ей очень не хотелось, чтобы он бросал ейспасательный круг и оправдывал ее хамство!

Она ловко и изящно — по крайней мере ей хотелось так думать— перепрыгнула через толстую ветку, упавшую поперек дороги, просторная штаниназацепилась за какой-то сук, подло торчавший из ветки, ткань затрещала, ногудернуло назад, и Марина плюхнулась на колени, прямо на мокрый потрескавшийсяасфальт. Правая коленка, много лет назад разбитая на лыжах, угодила на какой-токаменный выступ, и Марина взвыла от боли.

Потемнело в глазах. Стало нечем дышать. В затылок как будтовбили кол.

— Что же вы так! Как же вы так! Ушиблись? Покажите ногу!

Все эти восклицания она слышала сквозь ровный шум боли вушах и посильнее закусила губу. Губа была соленой и мокрой.

— Вставайте! Держитесь за меня и вставайте! Попробуйте.

— Я пробую, — сквозь зубы сказала Марина. Первая волна болиотхлынула, оставив только унижение и тошноту.

Взявшись рукой за пестроцветный спортивный костюм, онакое-как поднялась и подышала ртом, чтобы прогнать тошноту.

Федор Федорович крепко держал ее за локоть и намеревалсязакинуть его себе за шею, чтобы тащить Марину, как водят раненых в кино.

— Что ж вы прыгаете и не смотрите куда!

— Я без очков вообще плохо вижу!

— Тогда почему вы ходите без очков?

На это Марина ничего не ответила, только сказала:

— Отпустите меня!

— Вы уверены, что у вас… ничего не сломано?

У нее была сломана гордость, да и то не сломана, а так, чутьпоцарапана, но она не стала сообщать об этом Федору Тучкову.

Она решительно сняла свой локоть с его шеи, пристроила сумкуи похромала за кустик, к поваленному толстому черному бревну.

Федор постоял-постоял и потащился за ней.

Держа ногу на весу, Марина присела на бревно и осторожнозадрала штанину — коленка была грязной, красной и, кажется, уже опухала.

— Черт, — с тоской сказала Марина и зачем-то подула на нее,как в детстве, когда на все раны достаточно было подуть, и боль проходила.

Сейчас ничего не изменилось. Или все дело в том, что дутьдолжна была непременно мама?

Марина потрогала кожу, сморщилась, зашипела, и тут у нееперед носом опять оказался Федор Тучков.

— Дайте я посмотрю, — деловито предложил он и полез к ееколенке.

Марина отдернула ногу:

— Не надо ничего смотреть! Я… посижу пять минут, и всепройдет.

— А если не пройдет, мне придется нести вас в медпункт.Между прочим, дорога туда пролегает как раз через центральный вход, —неожиданно добавил он. — Хотите, чтобы я нес вас в медпункт через центральныйвход? Там, наверное, народу еще прибавилось.

Не отрываясь от ноги, которую она баюкала и убирала у негоиз-под носа, Марина внимательно на него посмотрела.

Может, он не дебил? Может, он только производит такоевпечатление? Может, на самом деле он очень умный?

По крайней мере наблюдательный — это точно.

— Это вы во всем виноваты, — неожиданно бухнула она, — чертбы вас побрал!